Пацаны за ней увиваются,

Все норовят ее отнять

У преданного отца.

Ох эта бело-розовая малышня…

Но моя дочка, лапочка,

Как проголодается.

Мчится домой стремглав — к папочке.

— Черт! — прошептал Джоел, схватившись за мошонку. — Когда мы опять сможем трахаться?

Ранним вечером, паркуясь у своего дома, Одри заметила Джин, перебегавшую через улицу.

— Привет! — крикнула Джин. — Похоже, я как раз вовремя!

Одри напрочь позабыла о том, что Джин собиралась к ней зайти. Она с тоской глянула на мешковатые джинсы, в каких ходят забубенные школьные учителя, и красный берет своей подруги. На людях Одри часто стеснялась Джин. Ей казалось, что вдвоем они выглядят комично — высоченная, широкобедрая Джин и маленькая, тощая Одри. А вдобавок, благодаря странным мужиковатым нарядам Джин, Одри опасалась, что их могут принять за лесбиянок.

— Какой чудесный вечер! — воскликнула Джин, оборачиваясь в сторону Гудзона.

Солнце, угнездившись в ярких оранжево-розовых облаках, медленно опускалось на Джерси-сити точно вдоль разделительной полосы вест-сайдского шоссе. Цветущие хрупкие деревца в металлических кадках с трепетом провожали каждую машину, проезжавшую мимо. Одри улыбнулась. Давным-давно, когда она только приехала в Нью-Йорк, мрачный драматизм этого города настолько ее заворожил, что она не замечала даже проблесков красоты вокруг. Но в ту пору город мог завоевать ее, только напугав, — душными черными улицами и сырым подземельем метро. За сорок лет мегаполис ее молодости в стиле нуар значительно посветлел и похорошел, превратившись в город закатов и магнолий.

Шагая к дому Одри, обе женщины подставляли лица последним, почти не греющим лучам солнца.

— Как дела в больнице? — спросила Джин.

— Прекрасно. Роза свалила, и мне пришлось в одиночку тащить Ханну туда и обратно.

О стычке с доктором Крауссом Одри намеренно умолчала. Если Джин не разделит ее возмущения — если скажет, что доктор по-своему прав, — Одри этого не вынесет.

С противоположной стороны улицы к ним приближалась высокая негритянка средних лет. Длинные седеющие дреды она завязала в хвост, рюкзак колотил ее по спине в такт шагам. Одри показалось, что с этой женщиной она уже где-то встречалась, но они миновали друг друга, не поздоровавшись.

Вынимая ключи из сумки, Одри припоминала, осталось ли в доме молоко для чая. Когда они с Джин взбирались на крыльцо, она увидела мельком, что женщина с дредами возвращается назад. Заблудилась, должно быть.

— Прошу прощения, — раздался голос. — Вы — Одри?

Одри обернулась. Незнакомка топталась у крыльца, неуклюже стаскивая с себя рюкзак.

— Меня зовут Беренис Мейсон. Нам надо бы поговорить.

— О чем?

— О вашем муже, — не сразу ответила женщина. — О Джоеле.

— Вот как? — Обнаружив ресторанную рекламу под дверью, Одри нагнулась, чтобы вынуть листок.

— Я бы не хотела разговаривать на улице, — продолжила незнакомка. — Это дело требует деликатности. Могу я войти?

Сдерживая ухмылку, Одри скосила глаза на Джин. Требует деликатности. Жеманная фраза была наверняка отрепетирована заранее.

— Вы — журналистка? — спросила Джин.

Незнакомка замотала головой:

— Нет, нет.

Выпрямившись, Одри изучала эту очень полную женщину с большой тяжелой грудью, одетую — слегка не по возрасту — в сиреневую юбку и кроссовки.

— Откуда вы знаете Джоела?

— Мы с ним друзья, — улыбнулась чернокожая. — Старые друзья.

— Ясно.

Очередная поклонница, сообразила Одри. Каждый год на Перри-стрит забредали одна-две такие потерянные души в надежде установить — либо воображая, что уже установили, — особые отношения с Джоелом, их героем, защитником сирых и убогих. Как правило, они вызывали жалость, но потакать им не следовало. Под подобострастными манерами скрывалась стальная воля приживалок.

— Рада была познакомиться, — официальным тоном произнесла Одри, — но у меня сейчас нет времени для беседы. Джоела дома нет, а я очень занята. — Она отперла дверь. — Идем, Джин.

Женщина начала подниматься по ступенькам.

— Прошу прощения, — обернулась Одри, — я же сказала, Джоела нет дома.

— Знаю. Я пришла поговорить с вами.

— Хорошо, но, может быть, в другой раз…

Незнакомка вытащила из рюкзака фотографию.

Одри попятилась.

— Взгляните! — Снимок сунули Одри под нос.

Уступив натиску, она взглянула. На одеяле в парке сидела предъявительница снимка с ребенком на коленях. Позади нее, положив руки ей на плечи, присел на корточки Джоел. Его седые волосы стояли торчком, напоминая перистое облако.

Наверное, снято на каком-нибудь митинге, подумала Одри. На таких мероприятиях Джоела часто просили о фотографии на память, и Джоел — никогда не тяготившийся славой — неизменно соглашался.

— Посмотри, Джин, — сказала Одри. — Правда, мило?

— Прелестно, — улыбнулась Джин.

— Спасибо, что показали мне это, — поблагодарила Одри незнакомку. — Но, боюсь, мне действительно пора.

— Подождите, вы не понимаете…

— Все, довольно. — Одри прижала снимок к ее груди. — Забирайте и оставьте меня в покое.

Фотография спланировала на землю. Одри вошла в дом, увлекая за собой Джин.

— Постойте! — воскликнула чернокожая, но дверь уже захлопнулась.

Одри задвинула засов:

— Так, я вызываю полицию! Джин, принеси телефон. — Джин побежала на кухню. — Если вы сейчас же не уйдете, — кричала Одри через дверь, — я наберу номер.

Ответа не последовало. Одри приникла к окну в прихожей. Негритянки след простыл. На крыльце через улицу кошка с черепашьим окрасом принимала солнечную ванну. Мимо прошли двое мужчин, держась за руки и чему-то смеясь. Одри смотрела им вслед, пока взрывы смеха не стихли вдали.

— Все в порядке, — успокоила она подругу, когда та вернулась с трубкой. — Она ушла.

— Уф, — выдохнула Джин, следуя за Одри на кухню, — очень неприятная история.

— Разве? — Одри было бы немного совестно набрать 911. Они с Джоелом всегда утверждали, что привилегированные белые люди не должны обращаться за помощью в полицию, разве что в случае смертельной опасности.

— Зачем она, по-твоему, приходила? — спросила Джин.

— Да кто ее знает. Она и сама, похоже, не в курсе. Чокнутая, это же очевид… — Одри осеклась. — О боже.

— Что такое? — встревожилась Джин.

— Я видела ее раньше.

— Да ну!