Когда я обернулась, Сьюки и пес моего друга уже соединились в моей гостиной! О, ужас! Что я могла сделать, кроме как сидеть в изумлении и ждать, чем все это кончится? Мы все ждали. Собаки начали тяжело дышать. У Сыоки сделался скучающий вид. Его пес казался усталым. Я позвонила другу и велела приехать и забрать своего сексуального террориста. Мы подождали еще. Потом я не выдержала и пошла поработать в саду. Когда после работы приехал мой друг, наши собаки сидели на ковре в гостиной, покусывая друг друга. У них был совершенно невинный вид, и я подумала, что, может, мне все это привиделось.

Вид беременной Сьюки - это отдельное зрелище. Ее и без того круглое тело стало походить на дирижабль. Она не могла ни ходить, ни трусить, а переваливалась с боку на бок, перетаскивая свои раздувшиеся формы из комнаты в комнату. Слава Богу, в это время она не спала у меня на ногах. Она просто не могла вспрыгнуть на постель, и я устроила ей лежанку под кроватью. Решив, что для поддержания тонуса ей необходимы ежедневные упражнения, я продолжала выгуливать ее днем на пляже. Как только мы доходили до песка, она вдруг вспоминала про свою прежнюю походку - хвост трубой, голова поднята - и мчалась по дорожке. Щенки внутри нее болтались из стороны в сторону и, вполне вероятно, страдали от тошноты во время этой стремительной пробежки.

До Сьюки я никогда не присутствовала при родах. Как-то среди ночи она подняла меня с постели, стянув с кровати одеяло и пытаясь пристроить его в своем спальном месте. Совершенно проснувшаяся и готовая во всем помогать ей, я сидела рядом, когда она вытолкнула первого щенка. Он был заключен в подобие мешка. Сыоки съела мешок, и я понадеялась, что она знает, что делает, потому что сама была абсолютно невежественна в этом отношении. Подумать только, это действительно оказался щенок, скользкий и неприглядный. Сыоки начисто вылизала младенца и уснула. Я вернулась в кровать.

Через двадцать минут я проснулась от того, что снова осталась без одеяла. Еще один щенок. На этот раз я помогала и разговаривала со своей собакой, пока она производила на свет очередного дитятю. Мы разговаривали о разных вещах, которые я никогда до этого со своей собакой не обсуждала. Я изливала свое сердце, рассказывая о любви, которую потеряла, и о пустоте, которая исчезла только с ее появлением в моей жизни. Сьюки не жаловалась ни на мои слова, ни на испытываемые ею родовые муки. Мы бодрствовали всю ночь. Я говорила, Сьюки рожала и вылизывала. Она ни разу не заскулила, не застонала, а сразу окружала любовью этих своих крошечных детей, едва они появлялись на свет. Это был один из самых эмоционально насыщенных моментов в моей жизни.

Ни один из щенков не был похож ни на нее, ни на пса моего друга. Из шести щенков три казались маленькими черными лабрадорами, а три походили надашхаун-дов с черной полосой на спине. Все были очень милыми. Друзья нарасхват разобрали детей Сьюки, так что мне не пришлось стоять у магазина с коробкой в руках.

Мы с моим другом поженились и переехали. Сьюки мы взяли, а его пса отдали. Мне кажется, что он так до конца мне этого и не простил. Там, куда мы переехали, были поля, и Сьюки с наслаждением бегала. Она на всех парусах мчалась в поле и исчезала в траве, и только временами видна была макушка и хлопающие на ветру уши. Возвращалась она довольная и запыхавшаяся. Не думаю, чтобы она когда-то поймала кролика, но знаю, что она прикладывала к этому все усилия.

Сыоки съест все что угодно, и без остатка. Однажды я испекла 250 шоколадных печений для церковного собрания, которое должно было состояться вечером. Каким-то образом Сыоки забралась в пакеты с печеньем и съела - не несколько, не большую часть, а все печенья до единого, 250 штук. Когда я вернулась домой, мне стало интересно, каким образом моя собака забеременела за один час, что меня не было. Только на этот раз она стонала, дышала с трудом и явно чувствовала себя плохо. Не зная, что она сделала, я повезла ее в ветлечебницу. Врач спросил, что она ела, и я ответила, что еще не кормила ее. Брови ветеринара взлетели на макушку. Он сказал, что она ела, и очень плотно.

Я оставила ее там на ночь, а сама вернулась домой, где обнаружила пропажу 250 печений. Я искала их повсюду. Я была уверена, что, прежде чем уехать, положила их в буфет. Я вышла на задний двор и там нашла аккуратно сложенные девять пластиковых пакетов, в которых до этого было печенье. Они не были даже порваны, но абсолютно пусты. Я позвонила ветеринару и объяснила про исчезновение 250 шоколадных печений. Он сказал, что это невозможно. Ни одно животное не может остаться в живых, съев 250 шоколадных печений. Он будет внимательно наблюдать за ней всю ночь. Печений я больше уже не увидела, а вот Сьюки благополучно вернулась домой на следующий день. С того времени она перестала безумно любить печенье, но если кто-то настаивал, не отказывалась.

Затем настал момент, когда возраст Сьюки стал соответствовать ее внешности. Ей было 16 лет, и она переживала нелегкие времена. Слишком тяжело стало взбираться по лестнице, отказывались служить почки. Она была моей подругой, а иногда моей единственной верной подругой. Отношения со многими людьми протекали по-разному и обрывались, но моя дружба со Сьюки выдержала все испытания. Я развелась, снова вышла замуж и наконец ощутила, что моя жизнь как будто бы налаживается. Я не могла видеть, как она мучается от болей, и решила из милосердия усыпить ее.

Мне назначили время, и я на руках отнесла ее в машину. Она, как могла, прижималась ко мне, хотя я видела, как ей плохо. Она никогда не хотела, чтобы я из-за нее волновалась; она хотела от меня только любви. За всю свою жизнь она никогда не выла и не скулила. Во время нашей последней совместной поездки я говорила ей, как люблю ее и горжусь ею, такой, какая она есть. Ее подлинная красота всегда светилась изнутри, и я уже давно забыла, что когда-то считала Сьюки уродливой. Я сказала ей, как ценила то, что она никогда не выпрашивала моего внимания и любви, однако принимала их с достоинством существа, которое знает, что заслуживает их. Если когда и рождалась благородная собака, то это была она, настолько она умела наслаждаться жизнью с поистине королевским Достоинством.

Я внесла Сьюки в кабинет, и врач спросил меня, хочу ли я присутствовать при последних минутах ее жизни. Я хотела. Я обняла ее, лежавшую на холодном, стерильном столе, и пыталась согреть, пока врач готовил укол, который должен был оборвать ее жизнь. Она попыталась встать, но тело уже не слушалось ее. Поэтому мы просто долго смотрели друг другу в глаза… влажные карие глаза, добрые и доверчивые, и голубые, из которых текли слезы. Врач спросил, готова ли я, и я ответила, что да, но это была ложь. Я никогда не была бы готова к такому расставанию со Сьюки. Но мне пришлось. Нам обеим не хотелось разрушать существовавшую между нами связь, и поэтому мы до последней секунды смотрели друг на друга, а потом я увидела,, как смерть туманит ее глаза, и моей лучшей подруги не стало.

Я часто думаю, что если бы люди обладали такими же качествами, которые демонстрируют нам животные, насколько лучше стал бы наш мир. Сьюки со всем благородством выказывала мне верность, любовь, понимание и сочувствие. Если я смогу научить своих детей такой же бескорыстной любви, я уверена, что они вырастут самыми счастливыми и защищенными людьми на планете.