поинтересовался хозяин лаборатории. — Ну, по-другому, видимо, ты бы и не выжил. Забудем про это, не могу же я травмировать собственного ассистента в первый же день его работы.

— И тем не менее, мне интересно.

— Да? — в его глазах вспыхнули какие-то по-детски задорные искорки. — Ну тогда потом не отнекивайся! А ты, — он повернулся к бугаю, — отпусти-ка ручку. Не видишь, кузен господина Кивана сам изъявил желание поучаствовать в моих экспериментах?

Тот пару секунд колебался между приказами защищать меня от любых угроз и не вмешиваться в мои дела. Но в конце концов все-таки разжал пальцы и вернулся ко мне за спину.

Старик, кивнув, развернулся и зашагал вглубь довольно обширной, на самом деле, лаборатории. Правда, при этом места для перемещения тут было совсем мало, так как на восемьдесят процентов она была заставлена стеллажами с ящиками, коробками, банками и прочими контейнерами, в которых хранились ингредиенты для фармацевтики.

Подождав секунду и не получив никаких сигналов, я просто покатил за ним следом. Вскоре мы пробрались через похожие на лабиринт стойки стеллажей, добравшись до «ядра» лаборатории, состоявшей из десятка столов с химическими приборами и трех мощных металлических коек с зажимами для рук, ног, груди и шеи тех, кто должен был на них лежать.

— Итак? — спросил я, с интересом оглядываясь по сторонам.

Не сказать, что фармацевтика была мне как-то очень интересна или что я в этом отлично разбирался. Но в процессе исследований по разработке ритуала создания проводника Потока, мне пришлось довольно глубоко погрузиться в тему ради подбора нужных активаторов и реагентов.

Так что я неплохо знал о том, как работало все это оборудование, и пусть смутно, но мог понять, что этот долговязый старик с чувством юмора прожженного патологоанатома, варил тут далеко не обычные лекарственные мази и болеутоляющие.

Правда, это все было скорее на уровне предчувствий и догадок. Разумеется, сам я никогда не занимался фармацевтикой, лишь заказывал нужные ингредиенты по почте у одной лаборатории на свои карманные.

К счастью, хотя по сравнению со старшими братьями и сестрами я получал от отца жалкие крохи, в абсолютных значениях мне давали достаточно денег даже на такие довольно недешевые удовольствия.

Правда, не для того, чтобы как-то поощрить, а просто для того, чтобы я был занят своими делами и как можно меньше отсвечивал. Ну, мне же оно было лучше.

— Вот! — с гордостью произнес старик, беря со стола одну из бесчисленного количества баночек, и суя ее мне под нос.

Слизистую обожгло вонью чего-то безбожно прокисшего и адски острого, аж глаза заслезились. Тем не менее, по консистенции и в целом по виду мазь, находящаяся в баночке, была почти красива. Идеально гладкая маслянистая эмульсия темно-синего цвета без каких-либо неоднородностей, в ярком свете ламп слегка отблескивающая множеством мельчайших искорок, будто полное звезд ночное небо.

— Подробности, пожалуйста, — вздохнул я, одновременно отодвигаясь от баночки и отталкивая от себя руку старика. — Для чего это?

— Моя последняя разработка! — довольно хмыкнул старик. — Если я все рассчитал и приготовил правильно, эта мазь должна ускорять заживление неглубоких ран на несколько порядков!

— Чего⁈

Не «в несколько раз», что было бы уже неплохо, а «на несколько порядков»? То есть в сто, а то и в тысячу раз⁈

— Вот та реакция, которую я ждал и которую заслуживаю! — захихикал старик. — Не обольщайся, пацан. Критерии использования этой мази очень строгие, а изготовление одной такой баночки обходится в несколько десятков тысяч астер. Так что это экспериментальный штучный продукт. Но то, что ты испытаешь его на себе — это огромная честь для тебя, так что цени этот шанс и того, кто его тебе дал!

— И как же вы хотите его на мне испытать?

— Разумеется, я порежу тебя ножичком, — он взял с того же стола хирургический скальпель, — а потом помажу мазью. Если все пройдет как я думаю, то уже через полчаса на месте пореза останется только шрам.

— А если не пройдет, как вы думаете?

— Потенциальные побочные эффекты включают в себя: сыпь, анафилактический шок, стремительно развивающуюся гангрену, паралич окружающих мышц, а еще… — он подошел к другому столу, взял с него записную книжку, пролистал, — развитие сильнейшей пищевой аллергии на цитрусовые.

— И какой шанс проявления всех этих побочных эффектов?

— Ну, я мастер своего дела, — ухмыльнулся старик. — Так что вероятность того, что все пройдет без сучка и задоринки — около восьмидесяти пяти процентов.

— Шикарно… — мне как-то резко расхотелось становиться его подопытным кроликом. А потом мой взгляд опустился на замотанную в бинты левую руку. — А можно эту мазь использовать на старой ране?

— Насколько старой?

— Девять дней.

— И она до сих пор открыта? — нахмурился старик.

— Сами посмотрите, — пожал я плечами, начав разматывать бинты.

Через пару минут старик, едва не тыкаясь в мою руку носом, уже внимательно изучал небольшие пеньки, оставшиеся на месте двух моих пальцев.

Перед проведением ритуала я тщательно продумал то, как и сколько плоти должен буду отрубить. Лучшим вариантом из возможных виделось перерубить пальцы в месте соединения фаланг, так все должно было зажить куда быстрее и проще.

Но расчеты показывали, что тогда двух пальцев не хватит на то, чтобы удовлетворить круг кости. А потеря трех пальцев означала бы, что левая рука станет практически бесполезна, что также было неприемлемо.

По итогу я решил рубить, не жалея, прямо по тому месту, где пальцы соединяются с ладонью. Но проблема была в том, что в таком варианте я перерубал пополам кость, что было куда более травматично и опасно с точки зрения дальнейшего заживления.

С мизинцем все обошлось. Кинжал был острым, а мой удар достаточно сильным, так что косточку разрубило почти идеально ровно. И врач смог, стянув окружающие ткани, аккуратно закрыть торец фаланги плотью.

А вот косточка безымянного пальца, возможно потому, что по ней пришелся удар более тонким и легким концом кинжала, все-таки треснула. И, пока я ползал по полу библиотеки, пока меня ловил и тащил в лазарет отец, она успела расплющиться и впиться в окружающие ткани несколькими осколками.

Их достали, но повреждения плоти были куда серьезнее, чем на соседнем мизинце. Сейчас я держался на обезболах и силе воли, и даже так в последние дни не мог сомкнуть глаз из-за жутких дергающих