Судя по тоскливой тишине на том конце провода, Таня попала в самую точку.

– Наташка, – она виновато вздохнула и спросила: – Ты уверена, что тебе это надо? В смысле, что тебе надо именно это, а не что-нибудь другое? Зачем ты миришься с его требованиями, дальше будет только хуже!

– Тань, я не знаю, как тебе объяснить. Понимаешь, меня это устраивает. И я не мирюсь, мне действительно все это нравится. И то, что мы будем трястись в поезде несколько суток, но вдвоем, и никто нам не помешает. И то, что это Китай, а не банальный Париж с поцелуями под башней. И то, что я попру тюки с куртками. Я тебе больше скажу: я их буду сама покупать, выбирать и торговаться. Я не наступаю себе на горло, я правда так хочу. И, наверное, всегда хотела, только думала, что хочу чего-то другого: красивого, значительного и такого, чтобы не стыдно было всем рассказывать. Да, я понимаю, что для тебя наши отношения – смешны. Ты копаешь вглубь, а у нас все на поверхности. Нет никаких подводных камней, все как на ладони. Я хочу, он хочет, а рассказать – стыдно. Потому что посмеются, обсудят, ни черта не поймут и будут строить предположения, правда ли я такая дура, или я просто покорная, как корова, потому что толстая, как все та же корова, и ничего другого мне не светит.

– А вдруг…

– Ну и пусть! Зато сейчас я живу так, как считаю нужным. Общественное мнение нельзя, конечно, сбрасывать со счетов, но оно не имеет первостепенного значения. Ты не поняла, да?

– Нет, не поняла, – честно ответила Таня. – То есть я поняла, но не уверена, что согласна. Хотя, глупо обсуждать, жизнь покажет. Никому не дано знать, что будет завтра.

– Никому. Пожелай мне, что ли, чего-нибудь, – вздохнула Ведеркина. – Вдруг я права, тогда все станет по-другому.

– Желаю, чтобы ты была права. – Татьяна действительно искренне этого желала. Ей казалось, что если у Наташки все получится, то и у нее тоже все будет так, как хочется. А хотелось слишком многого, от этого было страшно, и в душе тихо копошилась неуверенность.

Лето промелькнуло так быстро и незаметно, что у Тани даже осталось ощущение колкой обиды: ждала-ждала и не заметила, как все кончилось, не успев начаться.

После памятной поездки Ведеркиной в Китай, факт которой Таня, безусловно, осуждала, сама Татьяна ждала чего-то более красивого, чтобы подтвердить собственную уверенность: у них с Семеном все, как в кино, а не как на рынке у Наташкиного Егора. Другой уровень. И сам Семен не случайный выигрыш в лотерею, а заслуженный подарок судьбы. Устав ждать, она однажды даже намекнула, что «стала совсем белая, надо бы подвялиться». Заботливый Сеня тут же согласился, что загар ей пойдет, и предложил оплатить абонемент в солярий. На фоне такой наивной реакции даже ведеркинский Китай стал вызывать легкую зависть.

– У меня такое чувство, что ваши отношения заморозились на стадии «любовник – любовница». Вы же даже не сожители.

– И замечательно. Слово «сожители» ассоциируется у меня с милицейскими протоколами, драками и лиловыми фингалами, – защищалась Татьяна от подружкиных нападений. Хотя отчасти Наталья была права.

– Сожители – это люди, которые живут вместе. Вот мы с Егором сожители. Без милиции и фингалов, между прочим.

– Натуль, вам проще, а у меня Карина. Если я приглашу его переехать к себе, это будет полнейшим идиотизмом. Из его-то хором в наше дупло. Да ну! А он не может пригласить меня с ребенком, потому что понимает, что это ответственность. Одну меня – еще куда ни шло, а с Каришкой – невозможно. Это уже семья, а для мужиков такие резкие переходы нежелательны.

– Ты уверена, что озвучиваешь его мысли, а не оправдываешь своего викинга?

Викингом Наталья называла Сеню после того, как однажды заявилась к Татьяне в офис под предлогом «отдать книжку». Предлог был даже не так себе, а совершенно дурацкий, зато Ведеркина проперлась через весь офис и умудрилась вычислить Крыжовникова. Сеня лично проводил гостью к Тане и даже порадовал Наташку комплиментом про одухотворенность лица, а уже уходя, вежливо спросил, что за книжка, ради которой девушка не пожалела времени и прискакала среди бела дня в незнакомое место. Крыжовников пояснил свое любопытство тем, что интересуется, какая такая книжка пользуется нынче успехом у рафинированных юных леди. «Сберегательная», – очаровательно улыбнулась ему Ведеркина и захлопнула двери, торопясь обсудить внешность подружкиного избранника.

В тот раз внешностью Наталья осталась недовольна, зато прилепила Семену прозвище «викинг» и с тех пор именовала его только так.

Наверное, Ведеркина была права. Таня именно оправдывала Сеню, так как на серьезные темы они почти не разговаривали. Начитавшись всяческих умных брошюр из серии «Стань счастливой», «Как понравиться мужчине», «Сто одна заповедь умной жены» и прочих, Таня усвоила, что любимому мужчине должно быть с ней легко, необременительно в моральном и материальном плане и умеренно весело. Как веселить Семена, Таня представляла с трудом и все время боялась наскучить. Поэтому любое начинание Крыжовникова, будь то предложение участвовать в турнире по пляжному волейболу, шашлыки за городом или рыбалка в Карелии, принималось «на ура». И она ломала ногти о волейбольный мяч, ела полусырое мясо в компании малознакомых людей и кормила собой комаров, параллельно потроша на берегу изумительного озера свежепойманную рыбу.

Если следовать указаниям специалистов, писавших психологические брошюры, женщине нужно сначала стать другом, а потом уже женой. При этом мужчина должен сам дозреть до второго пункта и предложить его безо всяких намеков, подсказок и давления со стороны слабой половины человечества. Наталья правильно определила то, что давно беспокоило Таню: Семен законсервировался в состоянии приходящего любовника. Вернее даже было сказать – законсервировал Татьяну. Она приезжала, когда звал, ночевала, и утром они вместе ехали на работу. Утешало одно: хорошо, что звал часто. К себе она Крыжовникова не приглашала, хотя все лето Карина провела на даче у бабушки с дедушкой и помешать встречам не могла. Во-первых, было стыдно за квартиру, чистенькую, но бедную по сравнению с апартаментами Семена. А во-вторых, Татьяна не хотела услышать отказ. Тогда пришлось бы делать какие-то выводы, расстраиваться, может быть, даже что-то решать. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Не стоило торопить события.

Крыжовников был счастлив, как грибник, сначала заблудившийся в невероятно грибных местах, переночевавший на болоте под вой неизвестной живности и далекий хруст валежника, растоптанного медвежьими лапами, а после всех злоключений вышедший к маленькой деревеньке. Чудное ощущение покоя, уверенности и умиротворения было страшно потерять, спугнуть или досрочно израсходовать. Семен наслаждался отношениями с Татьяной, хрупким равновесием собственного внутреннего состояния и не желал ничего менять. Он зрел, как и было написано в методичках, только ничего не знал о том, что именно зреет. Крыжовникову казалось, что он думает, размышляет и принимает решение. Мысли эти были обрывочными, редкими, но целенаправленными. Мало-помалу мозаика в сознании складывалась в четкую картинку: Татьяна была порядочной, спокойной, надежной, это означало, что сюрпризов не будет. Семен не любил сюрпризы. Он тоже боялся показаться Татьяне скучным, именно это заставляло его как-то разнообразить их отношения. Если бы не дурацкие условности, он бы с удовольствием валялся у телевизора, читал книги, изредка ходил с любимой женщиной в кино (театр и филармонию Крыжовников не любил за необходимость изображать, что как раз этот вид развлечений ему безумно интересен) и ел бы жирную, наваристую, вредную для желудка солянку, которую однажды в порыве вдохновения сварила Таня. Кроме того, у нее уже был ребенок, а это значило, что не будет страдальческих гримас, разговоров о репродуктивном возрасте, который безвозвратно уходит, пеленок, врачей, бессонных ночей… Или, наоборот, будут, если они этого захотят. Именно захотят, а не вынуждены будут следовать общей тенденции, потому что «так надо и так положено». Кому надо и кем положено, Семен не знал, но именно то, что было нужно, раздражало Крыжовникова больше всего, и поступать хотелось наоборот. Назло неизвестно кому. Иногда даже себе, но это приносило больше удовлетворения, нежели одобрение «общественности».