Он сделал многозначительную паузу.

– Королева может быть доверчива, мастер Бичем, но я – нет. На такой должности, как моя, доверчивость – непозволительная роскошь.

Я вынудил себя откинуться в кресле, обхватив ладонью подбородок. Елизавета однажды сказала мне, что Мария неспособна доверять и в этом унаследовала худшие черты их отца; теперь я понял, что она имела в виду. Дело не в том, что Мария не умеет доверять, а в том, что в нее легко заронить сомнения – сомнения, которые Ренар сейчас использует в своих целях.

Мария, однако, была и оставалась совестлива; она настояла на том, чтобы нанять меня, поскольку не хотела обречь свою сестру на гибель по одному только слову Ренара. Это обстоятельство принуждало его торопиться. Его планы касательно брака королевы не могли долго оставаться тайными, поскольку время было на исходе. Возмущение против помолвки Марии с испанским принцем грозило оказаться серьезней, нежели он ожидал. Если бы при дворе возникла открытая оппозиция этому решению, выделить Елизавету как главную причину противостояния было бы нелегко. Чтобы уничтожить принцессу, Ренару нужно было получить доказательство ее измены до того, как будет публично объявлено о помолвке королевы.

Это означало, что еще не все потеряно. Я еще мог переиграть посла.

– Что, если ничего так и не удастся найти? – уточнил я. – Опять же, прошу прощения за то, что указываю на очевидное, но когда речь идет о таких важных особах… думаю, вы понимаете мои опасения. Я забочусь о своей репутации, милорд, а принцесса Елизавета – наследница королевы.

Лицо Ренара похолодело.

– Я бы не торопился считать ее таковой. Существуют серьезные основания оспорить ее права на трон. Некоторые полагают, что Елизавета вовсе не является дочерью покойного короля. Сама королева втайне сомневается на сей счет. Она как-то призналась мне, что не видит в Елизавете никакого сходства с их общим отцом и видит слишком много сходства с распутницей, ее матерью.

Мои руки, вытянутые вдоль тела, незаметно сжались в кулаки. Будь мы в другой ситуации, я бы выбил мерзавцу зубы за беспочвенную хулу.

– Мне не по чину рассуждать о таких вещах, – собрав все силы, выговорил я, – но все-таки, если против принцессы Елизаветы не найдется веских доказательств, я бы не желал прослыть человеком, который пытался изобличить ее.

– И не прослывете, – заверил Ренар. – Как я уже сказал, дело сугубо секретное. О нем осведомлены только я и королева. Можете быть спокойны, ее величество не просила бы вас взяться за это поручение, если бы не была уверена в его исходе. Вы меня понимаете?

О да, еще как. Я понимал, что нисколько не застрахован от того, что Ренар прикажет убить меня, как только я доставлю искомое. Понимал я также, что, как бы посол ни прикрывался решением королевы, вся эта интрига – дело именно его рук. Он замыслил предать Англию во власть иностранной державы, устроив помолвку Марии с принцем Филиппом, и не успокоится до тех пор, пока не приведет Елизавету на плаху. Он безжалостен и смертельно опасен.

И мне предстоит победить его, чтобы спасти принцессу.

– Превосходно понимаю, милорд, – сказал я.

Ренар не шелохнулся, все так же вперяя в меня ледяной взгляд. Затем во мгновение ока лицо его изменилось и задышало притворным дружелюбием.

– Рад слышать, как, без сомнения, будет рада узнать об этом и ее величество. Полагаю, нет надобности добавлять, что вам надлежит пореже обращать на себя внимание публики – наподобие того, как вы это сделали прошлым вечером. Также если вы предоставите мне список расходов по делу, я позабочусь об их возмещении, хотя должен предупредить, что мои финансовые возможности не безграничны. Тем не менее я мог бы выделить кого-нибудь вам в помощь, если вы…

То ли Ренар играл со мной, то ли позабыл, с кем имеет дело. Неужели он впрямь думает, что я сам попрошу приставить ко мне шпиона?

Я поборол нестерпимое желание усмехнуться и сказал:

– Памятуя о деликатном свойстве поручения, я предпочитаю работать в одиночку. Впрочем, было бы недурно получить вперед треть обещанной платы. Да, и новый кинжал, если возможно. Прежний где-то затерялся.

Ренар начертал несколько строчек на бумаге, затем взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. Вошел вперевалку упитанный клерк, вытирая руки о штаны и роняя крошки.

– Займись этим, – велел Ренар, сунув ему бумагу. – А потом вернешься к трапезе.

Клерк насупился и поплелся прочь. Ренар раздраженно повернулся ко мне:

– До чего же нелегко в наши дни подыскать толковых сотрудников! Выразить не могу, как приятно в кои-то веки иметь дело с профессионалом. Я буду ждать вашего донесения через… скажем, три дня. Полагаю, этого срока достаточно, чтобы…

– Сделаю все, что в моих силах, – заверил я.

Затем поднялся и пожал ему руку. Я с трудом подавил приступ отвращения, которое испытал, на секунду прикоснувшись к его сухой ладони.

Итак, охота началась.

Глубоко вдыхая зимний воздух, чтобы очистить легкие и мысли, я широким шагом шел через задний двор к конюшням. Новенький испанский кинжал из гибкой толедской стали был надежно запрятан за голенище, шпага в ножнах покачивалась у бедра, а в кармане покоился увесистый, туго набитый кошелек.

Было свежо и морозно; далекие тучи клубились на горизонте, белые, как лежавший на земле снег. Нетерпение гнало меня вперед. Я мысленно молился о том, чтобы Елизавета явилась на назначенную встречу: необходимо предупредить ее, что Ренар готовит западню. Пока я на шаг опережал врагов принцессы. Меня только что нанял на службу тот самый человек, чьи планы я должен расстроить, однако мне по-прежнему не давали покоя мысли о подручном Эдварда Кортни. Елизавета могла бы сказать графу, чтобы тот отозвал своего наемника, но пока я оставался в опасности и сейчас то и дело оглядывался через плечо, прислушивался, не донесется ли сзади красноречивый хруст снега, означающий, что за мной идут по пятам.

Недалеко от конюшен я натянул на голову капюшон и старательно обошел нескольких конюшенных мальчиков, праздно торчавших под навесом у внутреннего двора: они бросали кости на подставке для посадки на лошадь и передавали по кругу мех с запрещенным для конюшенной прислуги вином. Судя по всему, потребность в лошадях сегодня была невелика. Я пристально оглядел мальчишек из-под надвинутого на глаза капюшона, однако Перегрина среди них не обнаружил. Оставалось надеяться, что он куда-то увел своего приятеля, дабы хорошенько его порасспросить.

Внутри выкрашенного в белый и зеленый цвет здания, где содержались дворцовые лошади и собаки, меня встретила спугнутая моими шагами черная кошка – зашипела и шмыгнула прочь. Знакомо пахло лошадьми, навозом и сеном, и этот запах неожиданно ясно напомнил о детских годах, о том времени, когда меня приставили обихаживать скот в поместье Дадли.

Я не услышал, как подошла Елизавета. Только что я стоял один, вдыхая спертый теплый воздух, как вдруг ощутил движение за спиной и стремительно развернулся, выхватывая кинжал.