– Больше никакой самодеятельности. Понятно?

– Да, хозяин, – пробурчал он.

Я оседлал Шафрана, и, когда взялся за поводья, Уриан заскулил.

– Она обожает пса, – сказал я. – Накорми его как следует перед тем, как оставить на псарне. Я буду ждать снаружи.

Я вывел Шафрана из стойла. За время, что я провел в конюшнях, мороз стал еще крепче. Снова пошел снег. Ледяной порывистый ветер щипал лицо. Ежась от холода, я повел Шафрана кругами по внутреннему двору, чтобы размять его перед поездкой. Сам я закутался в плащ и как можно ниже надвинул на голову капюшон. Обязательно нужно будет раздобыть новую шапку.

Из конюшен вынырнул Перегрин. Я забросил его на спину Шафрана и сам сел в седло.

– Что ж, – сказал я, – поедем поищем это «Соколиное гнездо».

* * *

Перегрин устроился позади, крепко обхватив меня за талию. Я направил Шафрана через парк, примыкавший к дворцу, и, когда громадный лабиринт Уайтхолла остался позади, пустил коня неспешным галопом. Нагие деревья сгибались под тяжестью свежевыпавшего снега; я наслаждался видом открытой местности, и ее мирная белизна напоминала мне о Хэтфилде.

Сесил ошибался. Может, я и прирожденный шпион, однако ни за что в жизни не выбрал бы по своей воле этого ремесла.

Выехав на Грейс-Черч-стрит, мы углубились в город, теснившийся на берегах Темзы. Впереди замаячил окаменелый хребет Лондонского моста, подпираемого двумя десятками каменных быков. Никогда прежде я не был на этом мосту и дивился тому, сколь огромную тяжесть он способен выдержать. Под нами простиралась застывшая река, совершенно лишенная привычных признаков жизни – лед на мелководьях был уже такой толщины, что дети катались по нему на самодельных костяных коньках. Я увидел тощего пса, который с лаем носился вслед за ними; увидел парочки, гулявшие рука об руку по неровному заснеженному берегу, и разносчиков, вовсю расхваливавших горячие пирожки, – неожиданно радостное зрелище подбодрило меня.

У северной заставы вытянулись длинные очереди тех, кто желал заплатить пошлину и пройтись по сотням лавок, облепивших обе стороны моста, словно птицы – изгородь. В ушах звенело от выкриков бродячих торговцев и зазывал. Я направлял Шафрана, крепко взяв его под уздцы: он не был привычен ни к оглушительному шуму, ни к людским толпам. Немалую лепту в общий гам вносили запряженные мулами либо волами повозки с разнообразным товаром, которые с грохотом катились по мосту, с полнейшим равнодушием прокладывая себе путь в толпе прохожих. Зимой мост становился единственным средством переправки товаров через реку, и воздух был густо пропитан зловонием навоза.

Я загляделся на здание внизу – настоящий позолоченный дворец, подымавшийся на несколько этажей в небо, с выступающими балкончиками, на которых трепетали гирлянды флажков.

– Иные люди, – сказал мне на ухо Перегрин, – живут здесь всю жизнь, так ни разу и не сойдя с моста. Он считается самым безопасным после дворца местом в городе, потому что с сигналом к гашению огней ворота с обеих сторон запирают, а здесь, на мосту, есть все, что нужно, кроме, разве что, эля и пива, потому что нет погребов.

– Запирают? – Я помрачнел. – Это плохо. Как же я вечером проеду через мост? Я же не вельможа, чтобы ослеплять стражу своим титулом всякий раз, когда понадобится обойти закон.

– Ну так можешь пройтись пешком. К ночи Темза как раз основательно промерзнет, и…

Перегрин смолк на полуслове, когда я потрясенно оглянулся на него.

– Да, верно, – пробормотал он. – Я и забыл, что ты, словно кошка, терпеть не можешь воду. Но ведь этот путь и вправду безопасный, да к тому же так намного короче. Вот увидишь. Добираться на тот берег мы будем никак не меньше часа.

Я вначале не поверил ему, но, проехав дальше, обнаружил, что, если на мосту и не имелось обычных таверн, их успешно заменяли кустарные палатки с едой и выпивкой. Иные прохожие, привлеченные их видом, останавливались, вызывая у тех, кто шел сзади, приступы неистовой ругани. Прокладывать путь в толчее между этих сооружений было все равно что пробираться через лабиринт, ибо, хотя узкая дорога в центре моста и была разделена на две полосы – одна для движения на север, другая на юг, – никто не обращал на это внимания, все шныряли то к одной, то к другой завлекательной лавчонке, бросаясь из стороны в сторону и порой откровенно пренебрегая опасностью угодить под колеса повозки либо копыта коня.

К вящему веселью Перегрина, я вынужден был то и дело наклонять голову, чтобы не врезаться лбом в ярко раскрашенные вывески, которые торчали над самой дорогой, исполненные в виде товара того или иного заведения. Становилось темнее. Верхние этажи многих мостовых построек соединялись висячими переходами, сплетаясь над дорогой в прихотливую сводчатую вязь. Время от времени между домами мелькал просвет, через который открывался впечатляющий вид на подмерзшую реку и шпили лондонских башен, но я ехал дальше, как бы сильно ни хотелось остановиться и поглазеть на это зрелище. Я надеялся лишь благополучно перебраться на тот берег, не задавив по пути какого-нибудь невезучего прохожего.

К тому времени, когда мы миновали массивные подъездные ворота на южной оконечности моста, я совершенно выбился из сил, а Шафран, изнервничавшись, дрожал всем телом. Проезжая под укрепленной привратной башней, я мельком глянул наверх и увидел, что на зубцах ее торчат вываренные в дегте головы казненных изменников. Дрожь пробрала меня, когда я мельком подумал, есть ли среди них голова герцога Нортумберленда.

Я повернул было Шафрана в неумолчный гам Саутуарка, но тут краем глаза уловил неподалеку промельк чего-то черного. Я резко осадил коня и развернулся в седле, вглядываясь в плотную толпу. Перегрин, которого мое нежданное движение едва не вышибло из седла, вцепился в меня изо всех сил.

– Что такое? – прошептал он.

– Тсс! – шикнул я и потянулся за шпагой.

В потоке людей, вытекавшем из-под башни, видна была крупная, сплошь черная фигура; я не сомневался, что это не кто иной, как слуга Кортни. Словно почувствовав мой взгляд, он остановился. Капюшон скрывал в глубокой тени его лицо, но я ощутил, как наши глаза на долю секунды встретились… а затем он проворно развернулся и исчез в гуще встречного потока, восходившего на мост, дабы перебраться на северный берег.

Я позволил себе выдохнуть.

– За нами следили. Нет, не оборачивайся.

– Следили? – Голос Перегрина дрожал от возбуждения. – Тот самый? Он все еще…

– Нет, он заметил, что я наблюдаю за ним, и свернул. Однако он наверняка сообразил, что мы замышляем, ведь он служит Кортни. Как по-твоему, далеко до этого борделя?

– Не знаю. Он должен быть где-то здесь. – Перегрин помолчал немного. – Почему он не напал на нас?

– Может быть, считает, что трудно убить кого-то при таком количестве свидетелей, – ответил я.

На самом деле мост представлял собой идеальное место убийства для человека, искушенного в ремесле. В такой толчее и сумятице меткий удар ножом может распороть жертву от грудины до живота, и тело не обнаружат, пока о него кто-нибудь не споткнется.