– А зачем вам хотелось ее подчинить? Ведь вы сами говорите, что все было хорошо?

– Не знаю. Вначале просто хотелось, чтоб она забыла всех мужчин, которые были до меня, а потом – поняла, что без меня не сможет, я единственный, кто ее так сильно любил и заботился о ней. Помню свою маму во время болезни: когда я ухаживал за ней, она улыбалась.

– Вы хотели о ней заботиться, как о маме? Чтобы она болела и вы ей были нужны?

– Да, я хотел, чтобы эта женщина была моей. Она не хотела этого понимать, сопротивлялась, злила меня специально.

– Что произошло потом?

– Я закрыл ее дома и стал воспитывать.

– Вам было легче от этого?

– Да. Когда я ее мыл и кормил, во мне было умиротворение.

Николай рассказывал об этом так спокойно, открыто, с улыбкой на лице, словно говоря мне: «Доктор, ну я же хороший мальчик! Зачем у меня забрали игрушку?» И в тот момент я оцепенела от мысли, что, если в его настроении что-то изменится и у него появится новая Наташа, этот сценарий обязательно повторится. Он, несмотря на отрицание, скорее всего, уже ищет ее и готовит новый, более совершенный план, в котором следующая пассия уже не будет иметь шанса выбраться из паутины.

Я знаю, что Наташа не подала заявление в полицию, сменила фамилию, место жительства и никто из прежних знакомых не знает, где она. Надеюсь, что у нее все хорошо.

Я поблагодарила Николая за уделенное время и вспомнила обрывок из истории, которую услышала когда-то давно. Одна девушка жаловалась мне, что ее мужчина, покупая еду, постоянно контролировал, что она ела. Ей было отказано в фруктах и свежих овощах под предлогом, что они дорогие, и раз она их не покупает, значит, и есть права не имеет. Себе он ни в чем не отказывал. Еще тогда она рассказывала, что если он был простужен, то, с одной стороны, хотел ухода за собой, а с другой – строго требовал, чтобы она не смела заразиться и заболеть. Если девушка все же заболевала, на нее выливался поток осуждения: «Как ты посмела заразиться?!» Будучи больной, она оставалась предоставленной сама себе: никто не ехал к ней, чтобы купить продуктов, лекарств или сварить суп. Тогда я еще не знала, что это все могут быть признаки психологического насилия.

До столкновения с такими историями, как у Николая, я думала, что подобных наклонностей невозможно не замечать, что этого не существует в реальной жизни в столь изощренной форме. Но пообщавшись с ним, поняла, что это не только существует, но и может оказаться у совершенно неожиданного человека, который сидит рядом, улыбается и, поедая пирожные, рассказывает, как лишал женщину пищи, доводил до истощения, как превратил ее в беспомощное создание, неспособное укрыться от него. Поистине страшная история, затрагивающая присущую многим людям фобию оказаться в беспомощном положении, когда нет возможности получить поддержку. Это может случиться с каждым: приобретенная инвалидность, неожиданные серьезные болезни рассудка или физического тела. Кроме того, все мы периодически чем-то болеем: простудными, вирусными, желудочно-кишечными заболеваниями, многими другими. Когда настигает болезнь, все чувства обостряются, раздражители многократно усиливаются, потребности значительно возрастают. В этих условиях мысль о неоказании помощи, а тем более вредительстве, подрывает и без того ослабленный организм. Немало для выздоровления значит настрой: если есть ощущение, что болезнь не победить и с каждым днем становится только хуже, быстро встать на ноги не получится. Вот так, внушая жертве мысль, что она не имеет права на жизнь, у нее постепенно созревает убеждение, как было бы хорошо, если бы ее не стало. Такая форма причинения вреда безоговорочно относится к психологическому насилию. Жертва восклицает: «Ты делаешь мне больно!», а в ответ слышит: «Тебе полезно. Ты слишком изнеженна». И в этот момент зарождается ее бессилие. Видя слабость партнерши, абьюзер ощущает власть, вседозволенность и безнаказанность, которые окончательно развязывают ему руки, а отношение к жертве с каждым днем становится все хуже и хуже. Жертву непременно будут продолжать морально «бить», пока она окончательно не сломается. Нужно помнить, что довести до болезни и даже до смерти можно не только физическими ограничениями, но и психологическим насилием.

После встречи у меня осталось очень тяжелое впечатление. Несмотря на установки, которые в практической работе позволяют контейнировать и перерабатывать полученные отрицательные эмоции, в этот раз мне было внутренне очень грустно: будто за час встречи с Николаем я прожила кусочек их жизни и ощутила всю боль и страдания, которые испытывала Наташа. И, несмотря на все мое желание быть объективной, мне хотелось кричать: «Беги, не останавливайся, не вспоминай и не оглядывайся!»

Спустя почти месяц я решилась на второе интервью. К этому времени я уже смогла переработать эмоции от первого раза и шла на встречу с Сергеем, мужем бывшей клиентки Ольги, в достаточно спокойном состоянии. Я знала их историю, что ошибки в отношениях допускали оба. Это позволило мне предположить, что мы с собеседником быстро сможем найти точки, которые приводили к постоянной агрессии с его стороны. Если дать общую характеристику, картина получалась следующая:

Они прожили в браке около десяти лет. Большую часть времени Сергей и Ольга ссорились, бурно выясняя отношения, расходились, потом опять сходились. И каким-то чудесным образом в потоке расставаний и «хождений по мукам» смогли родить двух детей. Возможно, все так бы и продолжалось, если бы в какой-то момент женщина не почувствовала, что внутри нее образовалась пустота, которая постепенно заполоняется страхом за окружение ее детей. Ольге стало страшно не за себя: страшно за психику детей. И тогда, как от ослепляющей вспышки света, она зажмурила глаза, как в тумане собрала детей и шагнула в неизвестность, не оглядываясь и не жалея о прошлом. Но это – ее версия истории. Мне же было важно услышать о том, как ситуацию видит бывший муж и как он оценивает сейчас свое поведение в отношениях с Ольгой.

С Сергеем было легко говорить по телефону. Без лишних уточнений поняв суть моего запроса, он быстро согласился на интервью. Вот мы уже сидим друг против друга в небольшом уютном кафе. Изначально, готовясь к встрече, я хотела сохранить основу запланированных вопросов. Но встретив его желание открыто говорить, решила в этот раз позволить себе выступить в роли наблюдателя, который при необходимости в любой момент может открыто задавать вопросы, даже если они будут неудобными. Для этой истории я пропущу первые минуты встречи, которые обычно посвящены попыткам с обеих сторон расположить собеседника к себе, и сразу перейду к теме нашей беседы.

– Скажите, Сергей, как вы считаете, кто вы, по мнению ваших знакомых? – как можно беззаботней спросила я, решив сразу обозначить направление нашего разговора.

– Не понял вопрос? – переспросил он.

Я рассчитывала на такой ответ. Ввести в частичное замешательство собеседника – это и была моя цель. Моей задачей было вывести его из равновесия, посмотреть на настоящую реакцию, благодаря чему определить достоверность полученного ранее портрета.