Экономка присела в реверансе, стараясь не смотреть на номинал банкноты, но надеясь, что это фунт.

— Дело в том, что эта юная особа…

— Лили? — переспросила миссис Биман. Она никак не могла отделаться от мысли, что, судя по цвету, банкнота никак не могла быть пятифунтовой.

— Лили, — кивнул мистер Победоноссон, — была нанята лично мной и миссис Победоноссон в качестве благотворительности. Ее сестра будет работать у нас в должности участницы похоронной процессии, и она очень хотела, чтобы о Лили кто-нибудь позаботился, потому что она… она… — Так и не придумав, как бы поточнее выразиться, он поднес руки к голове и покрутил ими.

— Именно, сэр, — кивнула миссис Биман. Это было очевидно.

— Боюсь, я пообещал ей, что ее сестру Лили выучат на горничную, но мы-то с вами, конечно, понимаем, что хорошая горничная из нее вряд ли получится. Однако ей можно поручить чистить обувь или что-то еще.

— Возможно, сэр. — В голосе миссис Биман явно прозвучало сомнение.

— Я уверен: вы сделаете все, что в ваших силах, — продолжал мистер Победоноссон, разворачивая банкноту, — и спасибо за понимание. Есть еще кое-что: мы с миссис Победоноссон чрезвычайно заинтересованы — в благотворительных целях — узнать как можно больше об этой юной особе.

Миссис Биман приподняла бровь.

— Слушаю, сэр.

— Мы очень хотим узнать, почему для девушек из хороших семей наступают тяжелые времена. Чтобы этого можно было избежать в будущем, понимаете? — Он подождал, пока миссис Биман кивнет, и продолжил: — Возможно, если Лили вдруг упомянет что-то о своем прошлом, вам не составит труда передать это нам.

Миссис Биман постаралась скрыть свое удивление.

— Как прикажете, сэр.

— Благодарю. И, разумеется, весь этот разговор должен остаться между нами.

— Конечно, сэр.

Банкноту наконец сунули ей в руку. Миссис Биман снова присела в реверансе и вернулась в кухню, немного огорченная суммой. Всего лишь десять шиллингов! Впрочем, если будет еще, то…

В приемной тем временем трое Победоноссонов шепотом обсуждали сложившуюся ситуацию. Миссис Победоноссон ранее поведали всю историю с наследством и его примерную сумму (она сразу же запланировала покупку виллы на берегу моря в Брайтоне, который постепенно становился модным курортом), а теперь в курс дела ввели и Шарлотту. Здесь же обеих дам посвятили в новый план по «удочерению» Лили.

Мистер Победоноссон несколько опасался возможной реакции Шарлотты, но она (с нетерпением ожидая открытия сезона) с радостью согласилась постараться убедить Лили в том, что ее удочерили несколько лет назад — в обмен на обещание родителей купить ей кабриолет модной расцветки. В таком случае, если ей предоставят компетентную личную горничную, она всенепременно возьмет штурмом лондонское высшее общество…

На следующий день у круглого пруда в Кенсингтон-гарденз одна чрезвычайно элегантная дама, держащая за руку маленького ребенка, в восхищении остановилась возле прелестной новой коляски, где лежал младенец.

— Какой прекрасный малыш! — воскликнула она. — Настоящий херувим!

Миссис Робинсон довольно улыбнулась.

— Правда, он красавчик? — сказала она. — Я знаю, своих детей хвалить не принято, но мы с мужем считаем, что он просто восхитителен.

Женщина снова посмотрела на младенца, а затем на миссис Робинсон, словно сравнивая их.

— Милое личико. И, по-моему, у него ваши глаза!

Молодая мать неожиданно порозовела от удовольствия.

— Да, так говорят.

Элегантная дама подняла своего ребенка повыше, чтобы он мог заглянуть в коляску.

— Посмотри на этого малыша, Джордж! Посмотри, какой он хорошенький! — Однако юного Джорджа, похоже, куда больше интересовали лодки на пруду, и женщина поставила его на землю. — Вижу, няни у вас нет.

Миссис Робинсон покачала головой.

— Ни за что! Я никому не позволю ухаживать за малышом. Он бесценен!

— Согласна. У меня трое детей — с достаточно большой разницей в возрасте, — и всех я вынянчила сама. — Она слабо улыбнулась. — Сказать по правде, одна из причин заключалась в том, что я опасалась, как бы они не начали любить няньку больше, чем меня!

Миссис Робинсон рассмеялась.

— А цветом волос он в кого пошел? — спросила женщина, еще раз заглянув в кроватку. — Из-под чепчика у него выбились пряди! У вашего мужа рыжие волосы, не так ли?

Миссис Робинсон вздрогнула, словно ей задали бестактный вопрос.

— Да. Разумеется, рыжие! — несколько вызывающе заявила она.

Женщина посмотрела на нее, не понимая, что сказала не так, и сдержанно кивнула.

— Тогда позвольте пожелать вам приятного дня.

— И вам того же, — ответила миссис Робинсон.

Она уже жалела, что была так резка с незнакомкой, но люди постоянно говорили о внешности ее ребенка и о том, на кого похож малыш — на нее или на Стенли, — хотя на самом деле их это совершенно не касалось. Она знала, что бы на это сказал Стенли: они ни на что не намекают, а просто ведут себя любезно. Ей, право же, стоит запомнить это и перестать расстраиваться…

Четыре недели спустя Грейс в черном креповом платье и плаще стояла возле церкви в центральной части Лондона и дрожала от холода. Погода установилась прохладная, и креп, хоть и был самой модной тканью как для скорбящих, так и для наемных участников процессии, не очень согревал: ветер продувал его, к тому же от малейшего намека на влажность в воздухе одежда промокала и прилипала к телу.

Грейс и ее напарницу, Джейн, поставили по разные стороны церковного портала; в своих черных капюшонах и вуалях они походили на предвестниц проклятья, и сходство лишь усиливалось благодаря тростям, украшенным черными лентами. Родственники покойного наняли их, приказав отстоять шесть часов перед входом в церковь с выражением глубокого горя на лицах, пока не прибудут основные участники церемонии и погребение не начнется; так что девушки находились здесь с семи часов утра.