Вот тоже вдруг вспомнила, я как-то, еще проживая в Истанбуле, занялась тем, что устраивала квартальным детишкам «кукольный театр». Накупила кукол перчаточных и собрала кучку сопляков, чтобы они друг другу разные представления показвали. Дети, кстати, очень умело с этим справлялись. А вот соседушки мои удивленно и укоризненно покачивали головами: ну типа «а зачем это все?» Повторюсь, очень их смущает нефункциональность искусства. Они такие добрые ремесленники. Да и Аллах с ними.

* * *

Так вот деть мой, поскольку воспитан-таки турком, к бессмысленному созидательству относится чуть свысока. Не уважает он это дело. Собственно, из-за этого его не увлекает сочинение стихов, рисование картинок и строительство песочных замков. Забава — не более. Но тут, не то вдохновленный присутствием черноокой музы, не то под воздействием солнечного удара, ребенка просто поперло. И вот уже мы сидим рядышком и старательно вылепляем из мокрого песка котячьи бошки и лапки. В результате вокруг нашего замка образовалось полчище сфинксов, которых мы решили оставить с носом. (А ничо так каламбурчег.) Честное слово, вышло очень даже впечатляюще. Настолько впечатляюще, что пожилые немцы!!! отфотали наше творение с криками «дас ист фантастиш»!!! Настолько впечатляюще, что какие-то турецкие интеллигенты постояли рядышком и понаблюдали за процессом минут пять.

Надо сказать, что выглядели мы с детем устрашающе. Все обмазанные мокрым песком, с возбужденными лицами, охваченные порывом гениального креатива, мы орали друг на друга, размахивали руками и почти дрались, поскольку никак не могли решить, делать ли сфинксам каменные глазки или оставить так. Любопытно, что когда мы таки утыкали песочных кошек камушками и смастерили настоящий подвесной мост, мы вдруг вспомнили про нашу Музу. Деть обернулся — а нету… Муза свалила в момент нашего творческого экстаза, а мы и не заметили…

Я ждала, что лишенный прекрасной зрительницы деть остынет, но…

— Черепашек надо еще слепить. Там, где нет сфинксов, надо черепашек. Черепаха — символ благополучия. — Деть оглядел песочное шато и остался недоволен декором. — Нужны черепашки.

Полчаса ушло на обустройство черепашьего легиона. Двенадцать равновеликих тортилл, каждая размером с мой кулак, с лапками и головами из цветной гальки — они выглядели великолепно! Главное, что ребенок был счастлив. Он не просто принял участие в действе, он им руководил. Это действительно было здорово. И этот замок действительно получился. Высокий (мне по колено), широкоформатный (метр на восемьдесят), окруженный мифическим зверьем и увенчанный огромной ракушкой. Не. Правда. Очень знатно получилось. Еще бы не знатно. Поглядев на часы, я обнаружила, что процесс возведения песочной конструкции занял три с половиной часа.

Мы сидели с ребенком на шезлонге, пили спрайт, закусывали кукурузой и любовались замком. Проходящие мимо тормозили, оглядывали наше творение и начинали охать, ахать, восхищаться, улыбаться и всячески хвалить детя (ну и меня чуть-чуть). Деть млел. Он реально был доволен. Это был ЕГО замок, замок, который он не только слепил, но и придумал. Понимаете?.. Думаю, что понимаете.

* * *

Солнце тихонечко опустило жаркие пятки в горизонт (ничо так завернула:) Народ разбредался по домам, а мы никак не могли уйти — наш Замок требовал постоянной поливки и ухода. Деть решил посыпать одну из башенок колотыми ракушками и утопал в прибой, я прикрыла глаза.

— Аааа симуисипитси… хачу, — детский капризный голос выдернул меня из нирваны.

— Ой, — ойкнула я и расплылась в улыбке.

Возле замка стояли двое. Двухлетний карапуз с совочком в руке и пожилая женщина. Нормальная пожилая турецкая тетка, одетая в длинную юбку, кофту и, разумеется, в низко надвинутом платке. «Закрытая» такая обычная тетка.

Некрасивая. Уставшая. Карапуз тянул тетку за рукав и кричал: «мвпсуепридодв допдфы хачу».

— Дфпды, хачу. — Топал ногами малыш и показывал пальцем на ближайшего сфинкса.

— А можно Мете это сломать? — сладко щерясь, спросила тетка и присела на край моего шезлонга.

— Пардон? — переспросила я.

— Мете хочет сломать, правда, Мете? — просюсюкала наша незваная гостья и жалобно воззрилась на меня.

— Дапырфды, хачуууууу, — заорал Мете.

— Мама, куда сыпать ракушку? — Деть вернулся и, не обращая внимания на всяких тут незнакомцев, принялся осторожно украшать башню. Орущий Мете замер и уставился на моего детя.

— Аби, а можно Мете сломать твой домик? — Тетка сообразила, что главный здесь не я, а этот загорелый десятилетний декоратор башен. — Мете маленький. Он хочет сломать домик…

Она так жутко и слащаво присюсюкивала, так по-собачьи улыбалась, называла наш замок «домиком» и ничуть не сомневалась в том, что ее гадкому Мете сейчас позволят растоптать наших глазастых кошек, и наших головастых черепах, и даже башенку свежепосыпанную перламутровой кашицей.

— Домик? — Деть поднял голову и поглядел сначала на тетку, потом на меня, потом на замок… Он долго рассматривал замок, прищурившись, разглядывал бойницы и настоящий подвесной мост. Потом деть повернулся к Мете.

— Абииииииии, хачуууу, — Мете захныкал и потянулся ручонками к моему детю. — Хачуууууу.

(Аби — старший брат. Обращение к мужчинам, мальчикам, юношам, старшим по возрасту, но еще не доросшим до амджа — дядя.)

— Мете очень просит. Он же маленький.

* * *

Я ненавидела эту «закрытую» дуру, которой невдомек, что значит сделать, сотворить, придумать. Я ненавидела ее за ее непроходимую тупость и турецкость. Я ненавидела этого плаксивого Мете, который тыкал своим совочком в крепостную стену. Я смотрела на своего детя и не вмешивалась. Да. Я могла влезть и сказать НЕЛЬЗЯ. Я имела на это право. И тетка оттащила бы своего Мете от нашего замка и пошла бы прочь. Я могла бы сказать: «Мы потратили на замок три с половиной часа и не хотим, чтобы его разрушили». Но я ждала. Я наблюдала за своим сыном и ждала. И мне было даже немного страшно.

Три, нет, пять. Пять секунд. Буря эмоций. Жалость, обида, опять жалость, ожидание помощи, злость, ярость, отчаяние, обида, слезы, сомнение, горечь — все… Пять секунд он принимал решение, и это решение было непростым. Конфликт между воспитанием «маленьким нужно уступать» и жуткой мальчиковой обидой «ну это же мое, я так старался, а тут». Невероятный конфликт. У детя лицо менялось с безумной амплитудой. Разрешить — не разрешить… Трудно понять, не будучи «внутри» этого социума, но я предлагаю попробовать. Я предлагаю вам влезть в шкуру десятилетнего мальчишки, впервые в жизни построившего свой замок, счастливого, довольного и вдруг вставшего перед необходимостью выбрать между заложенными с детства «льзя и нельзя» и этим самым замком. Между «собой» и «собой».

— Разрешить? — он взглянул на меня робко, в последней попытке защитить себя и замок.

— Не знаю. Думай сам.

Кто бы знал, КАК мне хотелось послать этих любителей ломать чужие замки нахуй. Но это было бы чудовищно неверно. И я сцепила зубы.