Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень больно?
— Угу…
— Потерпи, мы сейчас в поликлинику поедем.
— Зачем в поликлинику?
— Как — зачем? Может быть заражение. И собаку надо проверить — вдруг бешеная. И не спорь, не спорь! — закричала Дарья, хотя Гоша и не думал возражать, села на стул и вдруг в голос заплакала.
Начиная с понедельника на Катю навалилось столько работы, что она уходила из офиса последней, едва добиралась до дома и валилась спать, выпив лишь стакан чаю с бутербродом. Аркадий Семенович заинтересовался строительным бизнесом и, как всегда, начинал с глубокого и серьезного анализа опыта серьезных зарубежных фирм. Это требовало ознакомления с литературой, целый ворох которой Кате предстояло перевести. Объективно никакой спешки не было, но уж таков был характер шефа — если что-то задумал, то действовал по народному принципу «вынь да положь». Вот и сидела она, в полном смысле слова, не разгибаясь. Брать эту работу домой не хотела — пусть фиксируются ее переработки непредвзято, а то прежде не раз бывало — возьмет перевод домой и словно так оно и должно быть, никто ведь не видит, сколько часов она просидела за ним у себя на кухне или, возможно, лежа на диване. Сама Катя предпочла бы работать дома, но когда позвонил Андрей и она поделилась с ним, он сразу же посоветовал делать работу в офисе. «Аркадий Семенович обязательно даст тебе отгулы, и мы с тобой встретимся! Постарайся не очень гнать свой перевод — чем больше переработка, тем больше отгулов», — добавил он напоследок. Не бог весть какая премудрость, но Катя сама не то чтобы не додумалась, а просто не стала бы так поступать, она предпочитала брать работу домой и утром, в час пик, не мчаться сломя голову в офис, а подольше поспать.
Катя не стала спрашивать, каким образом и где может состояться их встреча с Андреем, главное — они будут вместе!
Эта мысль, как назло, лишь придавала ей творческих сил, и работа, вместо того чтобы растянуться надолго, буквально кипела. Катя пребывала в состоянии не то эйфории, не то стресса, и именно поэтому, как утверждает наука, все у нее ладилось, все получалось удивительным образом легко, быстро, хорошо.
Все получилось наилучшим образом: Аркадий Семенович был очень доволен результатом, дал ей три дня отгулов, разрешил присоединить по желанию либо к отпуску, либо к любым выходным дням и даже наградил премией. Оставалось согласовать с Жанной Ивановной отгульные дни. Та конечно же стала причитать, что Катя обязана думать не только о себе, но и о работе всего отдела, и поэтому ей лучше присоединить эти дни к отпуску, на что вышедшая из повиновения переводчица брякнула:
— А вы должны подчиняться решениям шефа, а не заниматься самоуправством. Если вас что-нибудь не устраивает в моей работе, жалуйтесь, пишите докладную, делайте что хотите. Аркадий Семенович предоставил мне право выбора, и я им воспользуюсь.
На этом разговор был закончен: кто-кто, а Жанна прекрасно понимала, что такого переводчика еще поискать.
Вернувшись домой, Катя позвонила Андрею, чтобы уточнить, как она предполагала, дату его приезда и тогда уже точно определить, какие дни ей освободить.
— Я вам перезвоню чуть позже, — сказал Андрей, — если позволите, минут через сорок.
По этому «вы» Катя поняла, что он не один.
— Позволю, позволю, — весело ответила она, положила трубку и стала ждать звонка.
Ровно через полчаса раздался звонок городского телефона. Катя схватила трубку, но вместо Андрея услышала голос Степа:
— Привет, Катюх! Я звоню из Тюмени, — как ни в чем не бывало радостно сообщил он. — Я зверски соскучился по тебе! Что поделываешь?
— Ты оставишь меня когда-нибудь в покое? Сколько можно!
— Да брось ты! Повздорили — и ладно. Если я виноват, прости. Не будем ссориться, а то ведь…
Катя перебила его:
— Я, кажется, ясно сказала в прошлый раз, чтобы ты больше никогда мне не звонил, и могу еще раз повторить: забудь мой телефон. У нас с тобой все кончено. Пора понять это.
Она в сердцах бросила трубку. Не хватало еще, чтобы телефон был занят, когда позвонит Андрей.
Он позвонил сразу же и совершенно ошеломил Катю:
— Через два дня встречаю тебя в аэропорту Адлера. Сейчас же забронируй по телефону билет и сразу сообщи мне номер рейса.
Она пыталась переспросить, что-то уточнить, понять наконец, что происходит, но Андрей на все ее восклицания и вопросы отвечал:
— Потом все объясню, потом, потом. Жду твоего звонка.
В аэропорту Адлера Андрей ждал Катю прямо у трапа самолета. Она оглянулась, спустилась вниз и сразу же оказалась в его объятиях — он схватил ее в охапку вместе с сумкой, висевшей у нее на плече, и букетом цветов, которые держал в руках. Сзади напирали пассажиры, которым тоже хотелось поскорее ступить на твердую землю. Тогда Андрей, не разжимая рук, переместился чуть в сторону, и они стояли так, словно только для того и встретились, чтобы замереть в этой позе на летном поле южного города.
Катя привстала на цыпочки и шепнула Андрею в ухо:
— На нас смотрят.
— Да? — удивился он. — А что тут любопытного? Просто я встретил мою любимую женщину, по которой страшно соскучился. Поехали, — он взял у нее сумку, передал ей цветы и повел к стоянке такси.
Катя не стала спрашивать ничего — ни как ему удалось вырваться с работы, из дома и оказаться здесь, ни куда они сейчас поедут, ни сколько дней им отпущено обстоятельствами или судьбой. Она просто шла, держа его за руку, вернее, ведомая его крепкой, уверенной рукой. Какая разница — куда? Главное, они вместе, рядом, она дышит одним с ним воздухом, слышит его голос, хотя и не совсем понимает, о чем он говорит.
В машине Катя наконец немного пришла в себя. Выяснилось, что едут они в Хосту, где Андрей уже успел снять на несколько дней комнату в городской квартире со всеми удобствами.
— Там будет уютнее, чем в гостинице, и хозяйка обещала готовить для нас обеды и ужины. По-моему, это лучше, чем бегать в ресторан дважды в день. Ты согласна?
Он еще спрашивает! Как она может быть не согласна с его решением!
Катя только молча кивнула головой и подумала, что это не только удобно, но и создаст видимость спокойной семейной жизни. Интересно, он об этом же думал, когда договаривался о домашних обедах?
… Они лежали на пляже, греясь в лучах майского южного солнца, но купаться не решились. Только отдельные смельчаки, скорее всего, северяне и сибиряки, с отчаянной смелостью бросались в море, заплывая до самых буйков, — сезон еще не начался, и вода согревалась лишь к полудню до 15–16 градусов. Не разжимая рук, они смотрели на море, удивительно спокойное, мирное и приветливое. Прибрежная волна, казалось, чавкающими поцелуями теребит гальку, не давая ей покоя и нарушая тишину, а та шуршит, протестуя, но наслаждаясь, и ждет следующего прилива. Сидеть бы и сидеть так всегда, вечно…