Священник поприветствовал Дженис и приступил к церемонии. Дженис почти не прислушивалась к тому, что он говорил. Любовь и честь — это только слова! Когда драишь полы и работаешь до зари ради куска хлеба, об этом не вспоминаешь. Дженис будет добросовестно выполнять все желания мужа, лишь бы он кормил и одевал ее семью. Спокойным, ровным голосом она повторила слова клятвы.

Когда священник призвал жениха надеть кольцо на палец невесты, Питер снял со своего мизинца тонкий золотой ободок с каким-то потертым рисунком. Дженис немного удивилась, что он не купил ей кольца, но решила, что на это просто не хватило времени. Ладно, какая разница? У нее никогда не было украшений, и это ее мало интересовало.

Когда церемония венчания подошла к концу и Питер поцеловал свою невесту в губы, Дженис наконец вздохнула с облегчением. Его предыдущий поцелуй чуть не парализовал ее. Он был так горяч и требователен, что Дженис не знала, как на него отвечать. Но эта сдержанная ласка — другое дело. Взяв Питера за руку, она прижалась губами к его губам и, заслышав нервное покашливание шерифа, даже выдавила из себя подобие улыбки.

Молодожены повернулись к немногочисленным зрителям и стали принимать поздравления. Несколько человек просочились в церковь посмотреть, по какому поводу звонил колокол, и теперь поспешили к новобрачным, чтобы собрать побольше пикантных подробностей для будущих сплетен.

Мистер и миссис Маллони вместе со своими свидетелями расписались в приходской книге и в свидетельстве о браке. Жена священника обняла Дженис, а шериф пожал руку Питеру. Вслед за этим они пошли по проходу мимо нескольких желавших им счастья горожан. Все выглядело как обычная добропорядочная свадьба. Вот только жаль, что не было Бетси.

Люди, оборачиваясь, с любопытством смотрели на учительницу и вчерашнего арестанта, которые шли по грязной дороге в своих лучших одеждах. Питер всякий раз ускорял шаг, когда замечал желающих заговорить с ними, и Дженис это одобряла: ей просто нечего было сказать этим людям.

Но, похоже, ей нечего было сказать и мужу. В полном молчании они подошли к дому, и Дженис вспомнила, что нет праздничного обеда. Первый вечер в качестве жены, а она уже чувствует свою несостоятельность. Снимая ленты со шляпки, она обернулась и твердо встретила внимательный взгляд мужа.

— Я не успела приготовить обед, прости. Могу предложить только яичницу и картошку.

Он казался почти таким же взволнованным, как и она. Большую часть недели они вместе ели в этом доме и должны были уже привыкнуть к этому. Но сейчас на нем был модный черный сюртук и черный галстук. Питер пристально смотрел на нее из-под широких полей своей серой шляпы, и прежняя тревога с новой силой захлестнула Дженис.

— Яичница — это замечательно, — ласково ответил Питер. — Из всех, кто готовил для меня на прошлой неделе, никто даже близко не сравнится с вами.

От его низкого голоса, звучавшего совсем рядом, мурашки побежали у нее по рукам, но Дженис продолжала все так же прямо смотреть ему в лицо. Почему раньше она не замечала, как действует на нее его голос?

— Вот и хорошо. Располагайся, как удобно, сейчас я все приготовлю. Если ты еще не слишком проголодался, я могу испечь печенье.

К ее досаде, Питер, скидывая на ходу сюртук, последовал за ней на кухню. Дженис хотела сказать, чтобы он не лез в ее владения, ведь кухня — это святая святых каждой хозяйки. Но раньше-то она разрешала ему бывать здесь, значит, сейчас, когда они стали мужем и женой, тем более не имела права его выгнать.

Даже не спрашивая, он сразу взялся за дело: подбросил в топку дров, достал из буфета посуду, принес воды. Его мельтешение раздражало Дженис до крайности, но ведь не станешь гнать человека, который хочет помочь. Ладно, скоро ему это надоест, как и положено мужчине. А пока пусть помогает, раз ему так хочется — ей же легче.

— Расскажи мне о Нью-Мексико, — попросила Дженис, когда они наконец сели за стол.

— Там, куда мы поедем, мало интересного. Даже апачи оставили нас в покое. Несколько ранчо и фермерский городок еще меньше, чем этот. Железных дорог поблизости нет. Не буду тебя обманывать, там одиноко, словно в пустыне. Но как только мы начнем извлекать из горы золото, сразу все переменится. Мы наймем горняков, желательно с семьями, и построим для них городок. Придется подвести к подножию горы железнодорожную ветку и открыть золоторудный завод. А значит, потребуется рабочая сила. Возможно, когда городок разрастется, удастся построить там железнодорожную станцию. Но пока это все в будущем.

Если не считать упоминания об индейцах, это звучало не так плохо, как Дженис могла ожидать. С горняками и их семьями она без труда найдет общий язык. Это люди ее круга. Она с большой радостью узнала, что Питер не собирается возвращаться в Огайо, к снобизму восточной цивилизации. Но ее встревожило отсутствие железной дороги.

— А как мы туда доберемся, если там еще не ходят поезда?

Он закатал рукава рубашки, когда носил дрова, и сейчас, сидя напротив нее без галстука, вполне мог сойти за простого работягу из тех, с кем она прожила всю свою жизнь. Трудно было поверить, что на самом деле это богатый преуспевающий финансист. Но Дженис видела уверенность в суровых линиях его лица и знала, что этот человек никогда не ведал поражений. Не многие из знакомых ей рабочих могли бы этим похвастать.

— Мы сядем на поезд в Форт-Уэрте и поедем на север через Эль-Пасо. Правда, в Гэйдже нам придется пересесть в дилижанс, чтобы доставить твои сундуки в Бутт. А там, наверное, возьмем фургон и поедем в горы к моему дому. Эти дороги еще не скоро станут пригодны для современных экипажей.

Дженис меньше всего волновали изысканные экипажи, она переживала за Бетси. Похоже, им предстоял долгий и тяжелый путь. Нахмурившись, она закусила губу.

— А Гэйдж далеко от того места, куда мы едем?

Питер осторожно посмотрел на нее:

— Думаю, миль пятьдесят, если не больше.

Дженис почувствовала спазмы в желудке. Значит, им придется долго ехать в открытом дилижансе и в фургоне. Может, ей удастся оставить с кем-нибудь Бетси до зимы, чтобы не тащить ее по жаре и пыли…

— Хорошо, что сейчас лето, — сказал он, как будто прочитав ее мысли. — Зимой туда вообще не проехать.

Он потянулся за печеньем, а Дженис, уронив на колени руки, безжизненно уставилась поверх его плеча на последний луч солнца, падавший в кухню через открытую дверь. Как же со всем этим справиться?

Этот вопрос весь вечер не давал ей покоя. Пока они вместе убирали со стола и мыли посуду, Дженис продолжала расспрашивать Питера, не переставая терзаться мыслью о том, как перевезти Бетси через такие дикие места. Она вышла замуж за этого человека, чтобы оградить Бетси от трудностей, и не могла допустить, чтобы сей безрассудный шаг убил ее ребенка.

Но вскоре пришлось оставить спасительную территорию кухни и перейти к следующему этапу своего нового положения и к тревогам другого рода.

Когда они вытерли и убрали в буфет последнюю тарелку, наступил неловкий момент. Дженис вышла из кухни в переднюю. Уже темнело, и она зажгла лампу, скорее чувствуя, чем видя, что Питер тоже вошел в комнату, неотступно следя взглядом за каждым ее движением.