Эрих Фромм

Полное «выключение» экономической деятельности из сферы действия христианской этики при капитализме стало еще одним серьезным поражением христианства на Западе.

Из того, что мы сказали выше, можно заключить: теория происхождения капитализма, предложенная М. Вебером, искажает реальность. Современный исследователь капитализма С. В. Вальцев в этой связи квалифицировал Вебера словом «сказочник»[114]. Мы не знаем, было ли это искажение результатом добросовестного заблуждения автора теории или же он делал это сознательно. Все сходятся во мнении, что Вебер рассматривал капитализм как более совершенное общество по сравнению с предшествующим ему традиционным обществом, относился к капитализму с большой симпатией (хотя ради поддержания видимости «научной объективности» не афишировал свои субъективные пристрастия). Как бы то ни было, Вебер дал картину капитализма с «человеческим лицом». Его работа «Протестантская этика и дух капитализма» создает впечатление, что капитализм был «благословлен» христианством. Именно в этом ряд исследователей творческого наследия Вебера видят причину его сегодняшней популярности, которая, кстати, пришла к нему лишь через многие годы после смерти[115]. Такого мнения, в частности, придерживается уже упоминавшийся нами Н. В. Сомин: «Думается, что популярность теории Вебера заключается вовсе не в ее научных достоинствах. «Веберизм» как идеология оказался востребованным для оправдания капитализма. Суть этой идеологии в том, что согласно ей капитализм получает религиозное оправдание, причем оправдание, исходящее из самой основополагающей концепции христианства — учения о спасении. Капитализм как бы получает благословение от христианства, и тем самым принцип капиталистического накопления окрашивается в самые светлые моральные тона. По теории Вебера, «подлинный» капиталист — это верующий аскет, живущий очень скромно и вкладывающий всю прибыль в производство, причем делает это он не ради прибыли, а ради Бога. Столь «благообразное» религиозное возникновение капитализма — слишком ценный подарок, чтобы от него отказаться. А потому весь современный Запад на все лады стремится доказать, что христианство благословило капитализм»[116].

Еще одна точка зрения на причину возросшей популярности Вебера — его теория пришла на место дискредитировавшего себя марксизма. Юрий Кузнецов в интересной статье, посвященной критике теории Вебера, заключает ее следующими словами: « ... при всей научной, мягко говоря, небесспорности (а проще говоря, несостоятельности) тезиса Макса Вебера его антикапиталистический заряд сегодня востребован и используется в полной мере, во многом заняв место дискредитировавшего себя марксизма»[117]. С таким заключением согласиться нельзя. Внимательное прочтение работы Вебера «Капиталистическая этика и дух капитализма» позволяет заметить симпатии автора к капитализму (по возможности им скрываемые для придания книге «объективности»), никакого заряда «антикапиталистического духа» она не несет.

Возникает вопрос: почему Вебер написал работу, в которой столько «дыр» и «нестыковок»? Строго говоря, она не тянет на то, чтобы называться теорией и даже гипотезой. С моей точки зрения, все объясняется достаточно просто. Сам Вебер — типичный протестант, и его работа отражает типичный протестантский способ познания и объяснения окружающего мира. Протестантизм — причудливая смесь отдельных положений христианства, взятых из Священного Писания (Откровение), и человеческих домыслов. Уже на первых этапах своего существования протестантизму надо было каким-то образом обосновывать и объяснять этот дуализм. Другого способа, как заняться «редуцированием» («редактированием») книг Ветхого и особенно Нового завета, у пионеров протестантизма не было. Они «подгоняли» Священное Писание под свои земные цели и принципы на протяжении многих поколений, при этом незаметно утрачивая способность целостного восприятия Откровения, мира, человека. При этом приобретая удивительную способность не замечать и откровенно игнорировать то, что не вписывается в их «теории» и «гипотезы».

С некоторых пор указанная особенность менталитета у западного человека закрепилась на генетическом уровне. До революции у нас ярким примером такого типа человека был «немец» из анекдотов — въедливый, пунктуальный, дисциплинированный, самоуверенный и самодовольный, но при этом малость туповатый. Достаточно вспомнить рассказ Н. Лескова «Железная воля». А Л. Н. Толстой в романе «Война и мир» писал: «Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина».

На эти свойства современного западного человека (особенно ярко выраженные среди «ученой» публики) обращает внимание В. Н. Тростников: «Сегодня мы сплошь да рядом сталкиваемся с поразительным умением образованного человека не видеть того, что не соответствует его убеждениям, даже если оно совершенно очевидно... Вольное обращение с логикой, полученное нынешним западным миром в наследство от протестантизма, не такая безобидная вещь, как может показаться»[118]. В. Н. Тростников считает отмеченную особенность менталитета западного человека не какой-то забавной «деталью», а важнейшим признаком протестантской цивилизации: «Таким образом, умение не видеть и не слышать того, что не хочется видеть и слышать, уже следует квалифицировать как цивилизационный признак, как неотъемлемую составную часть культуры, сформировавшейся в рамках протестантской цивилизации»[119].

С учетом сказанного можно лучше понять, почему немецкий социолог Вебер допускал «вольное обращение с логикой», которое не очень заметно людям западного менталитета, но которое режет глаз русскому человеку.