Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле я сейчас очень много думаю насчет того, что ты бросил «Птицу». По-моему, с этим нельзя примириться. Это какая-то нелепость: Доносо не должен отказываться от Доносо. Зачем с таким презрением глядеть на себя десятилетней давности? Я уверен, что этот человек был еще и очень милым писателем и его стоит выслушать – не меньше, чем тебя.
Я задам грубый вопрос: а тебе вообще нужен финал? Если да, то давай-ка незамедлительно сочиним его. Пусть это будет просто услуга, которую мы окажем тому человеку, каким ты когда-то был. Пусть мы станем его литературными душеприказчиками. Неужели он недостаточно высказал на тысяче своих страниц (господи помилуй, ну и объем!), чтобы мы считали себя вправе оборвать его речь на полуслове? Ты просто обязан дать кому-то другому прочесть то, что ты уже написал. Я не доверяю твоим перепадам настроения (если они не касаются дружбы). Лучше бы ты поучился умственной гигиене у Вэнса. Если бы он наваял тысячу страниц, он бы, черт побери, наверняка разделил их на четыре одинаковые стопки и по одной запродал их Гильдии литераторов. Сегодня никто не пишет лучше тебя. Не бойся.
Мы, разумеется, будем гораздо чаще видеться – пока нас не посадили как гнусных старикашек. Я хочу годик или даже больше пожить в Европе – вероятно, начиная с 1969-го. Вероятно, мы поселимся в Гамбурге. Меня поразило, до чего уютно я здесь себя чувствую – прямо как дома. Мой друг-ирландец чувствует то же самое, так что очарование этого города, видимо, универсально. По крайней мере в какой-то степени.
Передавай всякие нежные слова моей жене – если вдруг ее увидишь.
Главное преимущество занятий любым искусством, даже если вы делаете это не очень-то хорошо, состоит в том, что они позволяют вам возвышать собственную душу[163].
Воннегут много раз высказывал эту идею в самых разных формулировках – особенно по мере того, как делался все старше. «Писательство было для отца чем-то вроде духовного упражнения, – отмечает его сын Марк. – Это было единственное, во что он по-настоящему верил»[164].
~
Олдер Ярроу, автор книг о винах, ежегодно помещает в своем блоге следующую историю о Воннегуте (дабы ободрить тех, кто решается писать о вине за совсем небольшие деньги):
Однажды весной я ходил на занятия литературного семинара, где нас учили писать художественную прозу. Нашей преподавательнице удалось договориться со своим близким другом о том, чтобы он провел за нее одно занятие – для нас, пылких студентов колледжа с горящими глазами. Нас было двенадцать, а заменой стал не кто иной, как Курт Воннегут. Первое, что он сказал нам своим звучным хрипловатым голосом, слегка ссутулившись в неуютной, тускло освещенной аудитории: «Роман умер. Никто больше не читает художественную прозу. Америка отказалась от собственного воображения. С этим покончено».
Насколько я помню, потом он еще какое-то время разглагольствовал перед нами, куря сигареты одну за другой. Может, насчет сигарет я и выдумал, но я точно помню его слова – и его ответ на вопрос, который кто-то из нас сумел робко пропищать в конце его тирады:
– Стало быть, вы хотите сказать… э-э… что нам вообще лучше позабыть о писательстве?
Тут мистер Воннегут (разумеется, предварительно потушив сигарету в пепельнице) сел несколько прямее и, слегка блеснув глазами, ответил:
– Ну уж нет. Поймите меня правильно. Вы никогда не сумеете зарабатывать себе на жизнь писательством. Черт побери, вы вообще можете помереть от всех этих попыток. Но это не значит, что вам не надо писать. Вы должны писать по тем же причинам, по каким должны учиться танцам. По тем же причинам, по каким следует выучить, какой из вилок орудовать на шикарном званом обеде. По тем же причинам, по каким надо повидать мир. Это хороший тон[165].
Воннегут обращался к студентам колледжа, только начинавшим учиться писательскому мастерству. Тем, кто твердо решил посвятить себя писательству, он говорил то же самое, но более веско:
[Вспоминается] высказывание Билла Гейтса: «Погодите, скоро вы увидите, на что в действительности способен ваш компьютер». Но ведь это не чертовы компьютеры, а вы, человеческие существа, созданы для того, чтобы показать, на что вы способны. Вы способны на настоящие чудеса, если только приложите к этому необходимые усилия[166].
И еще:
На жизнь этим [искусством] не заработаешь. Это просто свойственный человеку способ делать жизнь более сносной. Занятия искусством (даже если это у вас не очень-то получается) возвышают душу, черт побери[167].
~
Итак, занятия искусством «возвышают душу». Это может показаться расплывчатой банальностью. Что Воннегут имеет в виду, говоря о «возвышении души»? Что такое «душа»?
В словаре Вебстера указано, что это:
● духовная или нематериальная часть человека или животного, которая считается бессмертной;
● нравственная или эмоциональная природа человека либо его ощущение собственной уникальной личности.
А вот определение Рабо Карабекьяна, художника из «Завтрака для чемпионов». Растолковывая свое полотно, выполненное в стиле абстрактного экспрессионизма, огромную зеленую картину, которую пересекает вертикальная полоса из оранжевой флуоресцентной ленты, он говорит [далее курсив мой. – С. М.]:
– ‹…› Это – образ сознания каждого животного. Это – нематериальная сущность всякого живого существа, его «я», к которому стекаются все познания извне. Это – живая сердцевина в любом из нас: и в мыши, и в олене, и в официантке из коктейль-бара. И какие бы нелепейшие происшествия с нами ни случались, эта сердцевина неколебима и чиста. ‹…› Наше сознание – это именно то живое, а быть может, и священное, что есть в каждом из нас. Все остальное в нас – мертвая механика[168].
~
Как же «возвышается» (растет) наша душа – наше сознание? Вот некоторые пути, способы и средства.
Воннегут отмечает в предисловии к своему первому сборнику нон-фикшн:
