Не таким уже и несерьезным было бы предположение, что ответ Иисуса следует произносить с интонацией неверия в наивность своих учеников, с особым упором на слова «Почему я не люблю вас так, как я люблю ее?» Хотя некоторые комментаторы попытались объяснить эту фразу как отражение сложившегося стиля общения между гностиками — для их встреч были характерны объятия и дружеские поцелуи, — все же следует заметить, что это не применимо в случае Марии Магдалины и Иисуса. Есть явные доказательства того, что их отношения не были платоническими — во что столь страстно верили катары и обреченные жители Безье. Слово в оригинале, переведенное как «компаньонка» в этом отрывке подтверждает это. Это греческое слово «koinonos», которое означает «супруг/а» или «компаньонка сексуального характера», интимный партнер — причем, помимо прочего, и в том смысле, что делит с любовником/цей самые сокровенные мысли, а не просто близкий друг. Если ученики и мужского, и женского пола просто любили объятья, то ревность мужчин трудно понять, но если ученики, такие как Симон Петр, верили, что должны входить во внутренний круг Иисуса — как в то верят все христиане, — в таком случае тот факт, что их учитель проводит время с женщиной, должен был быть унижением для них — и это объясняет все. Они выразили свою обиду, считая, что подобное положение наносит ущерб их миссии. Вдумайтесь, и вы буквально услышите, как они спрашивают: «Кто эта женщина, что знает все секреты нашего Господа и всегда пребывает с ним, день и ночь?»

Всего лишь из одного отрывка гностического Евангелия можно понять странное неприятие Марии Магдалины в канонических текстах. Возникает неприятное подозрение, что если слова из Евангелия от Фомы основаны на факте и Мария на самом деле была постоянной интимной спутницей Иисуса, то Отцы Церкви намеренно выставили ее кающейся проституткой, не обращая внимания на то, насколько это оскорбительно по отношению как к ее памяти, так и к самому Иисусу. Образ сильного Иисуса был весьма полезен для них, но сильная, умная женщина при нем должна была быть выведена за скобки: слишком сильно она умаляла их роль.

Осуждение еретиков

Хотя тексты Наг-Хаммади были найдены только в 1945 году, в начале христианской эры таких текстов было много, и все они были объявлены Отцами Церкви еретическими в середине II века.

Приблизительно в 180 году епископ Лиона Ириней написал гневную пятитомную проповедь с нападками на эти книги, обещая, что: «…выставит напоказ мнение тех, кто теперь учит ереси… покажет, насколько абсурдны и несостоятельны их заявления, не соответствующие истине… Я сделаю это так… что вы сможете уговорить всех lex, с кем связаны, бежать от этой пучины сумасшествия и поношения Христа»[97].

Элен Пагельс указывает, что «особо он разоблачает знаменитое «Евангелие истины» как полное богохульства»[98], и спрашивает: «Не пишет ли Ириней о том самом «Евангелии истины», что было найдено в Наг-Хаммади»[99]. Была ли находка 1945 года копией рукописи, которая имела широкое хождение в христианском мире в первые века первого тысячелетия, а может быть, даже оригиналом, спрятанным еретиками из опасения, что их священные книги будут уничтожены тем же пламенем, которое пожирало их плоть? В принципе это особого и значения не имеет, поскольку один из вариантов такой рукописи был известен со II века, даже тогда вызывая такую же реакцию церковных ортодоксов, что и сейчас.

Проблема Церкви и веками длящегося сговора для создания собственного образа Иисуса заключается в том, что никто не знает, сколько гностических Евангелий имеется в мире и когда материалы особой разрушительной силы появятся на сцене, подобно привидению на балу. И хотя многие из этих Евангелий сохранились только во фрагментах или же написаны в стиле причудливом и непроницаемо туманном, многие имеют право на равную с Евангелиями Нового Завета аутентичность — какова бы она ни была, — хотя, как правило, под этим подразумевается, что они были созданы во времена и в местах, достаточно близких ко времени и месту миссии Иисуса и придерживаются достаточно серьезного стиля, подобного евангельскому.

Однако есть и различия. Новозаветные Евангелия имеют тенденцию к более или менее хронологически упорядоченному рассказу о жизни Иисуса, с изложением его учения через притчи и описание сотворенных им чудес. Гностические Евангелия в большей степени озабочены духовным посланием, знанием, предназначенным для «внутреннего круга», зачастую тайным, и вопросами усовершенствования души человеческой. Новый Завет проповедует открытое христианство без секретов и тайн (хотя и имеются намеки на частные ритуалы в Вифании, во всяком случае, различные святые и мистики за годы толкования привнесли такие элементы). Гностический вариант получившей широкое признания религии, в сущности своей, основан на серии посвящений, на оккультной иерархии, концепция которой заключается в том, что величайшие секреты поверяются только тем, кто доказал, что достоин их, — как в более поздней катарской религии. Религия Нового Завета, в основном экзотерическая, религия для масс, а гностики оберегали эзотерическую природу своей веры и относительную исключительность посвященных. Обе группы, разумеется, верили, что они единственные, кто следуют истинному учению Иисуса, что, как это ни парадоксально, было и в том и в другом случае правдой. Взятые вместе канонические и гностические Евангелия соответствуют публично проповедовавшемуся и тайному учению Иисуса. В «запрещенных» текстах особый упор делается на тайном посвящении в своего рода школу таинств, которое было связано с каким-то сексуальным обрядом. В любом случае, то, что делало Магдалину выдающейся фигурой, должно было быть подавлено.

Есть еще одно принципиальное различие между двумя системами: библейская религия, будучи по происхождению еврейской, отличается доминированием мужского начала, и, следовательно, религией победившей, а более космополитическая гностическая — многие были египтянами или африканцами — была эгалитарной с женщинами в роли проповедниц, пророчиц и даже крестительниц[100]. (Многие из них славились своими пророчествами, говорили страстно и цветисто, когда в них вселялся дух, приблизительно так, как говорят сегодняшние проповедники-евангелисты. Обычная Церковь была немало этим раздражена, в чем ей можно только посочувствовать.) Отец Церкви и теолог Тертуллиан, который поставил перед собой задачу вернуть африканских гностиков на прямой и узкий путь ортодоксального христианства, писал:

«Эти самые женщины еретиков, как тщеславны они! Ведь они достаточно храбры, чтобы учить, спорить, совершать обряд изгнания бесов, лечить — и даже крестить»[101].

Две системы могли с переменным успехом вести спор о многих различиях в догме, при этом и отступать, и добиваться уступок, но вопрос о женщинах-священниках был абсолютно принципиальным, поскольку содержал в себе угрозу расцветающей Римской церкви — и до сих пор таким остается.