Причина такой открытости гностиков по отношению к женщинам заключалась в том, что, в целом, еретики были склонны верить как в женскую, так и в мужскую божественность (хотя здесь следует быть осторожным, потому что некоторые гностики были столь же яростно настроены против женщин, как и основная Церковь). Элен Пагельс пишет:

«…несколько групп гностиков считали божественную Мать частью супружеской пары. Валентин, учитель и поэт, начинает с предисловия, что Бога в силу сути его описать невозможно. Но он вообразил себе божественное как диаду (двойственность), состоящую, с одной стороны, из Невыразимого, Бездны, Перво-отца, а с другой — из Добродетели, Молчания, Матки и «Матери всего»[102].

Она продолжает:

«Валентин считал, что Молчание есть уместное дополнение Отца, будучи женского рода, а Отец — мужского на основе рода соответствующих слов в греческом языке». Но корень здесь, конечно, гораздо глубже, чем только грамматика: «Он описывает дальше, как Молчание принимает, как в матку, семя невыразимого Источника, отсюда она приносит всю эманацию божественных существ, сгруппированных в гармоничных парах мужской и женской энергии»[103].

Хотя гностики создали фантастически сложную и странную космологию и иерархию ангелов — что регулярно подвергалось высмеиванию, поскольку, когда гностики говорили глупости, это были запредельные глупости, но была в них какая-то простота. Веря, что они получили мандат от самого Иисуса, они старались сохранить духовное равенство женщин, зачастую открыто в пику ранней Римской церкви.

Гностики (сознательно или нет) поддерживали женские начала — видимо, превозносили те качества, которые больше ассоциируются с женщинами, чем с мужчинами. Швейцарский психоаналитик Карл Густав Юнг верил, что это имело большое значение, поскольку они выражали «другую сторону ума», поощряя спонтанные и эмоциональные реакции на жизненные ситуации, которые традиционные христиане старались подавить.

В недавно обработанном тексте Наг-Хаммади «Trimorphic Protennoia» (Тройная формулировка Перни мной мысли), божественная женская фигура говорит:

«Я голос. Это я, кто говорит с каждым созданием… Теперь я пришла второй раз в облике женском и говорила с ними… Я выявила себя в мысли о подобии моего мужского начала.

Я двуполая. Я и Мать, и Отец, поскольку я совокупляюсь сама с собой… и с теми, кто любит меня… Я Матка, которая придает форму всему… Я Мейротея, слава Матери»[104].

По двум причинам кажется странным, что произвело такой фурор[105]недавнее принятие в некоторых английских конгрегациях правила использования «полного языка», что подразумевает, например, такую молитву: «Святой Дух будет находиться среди нас и мы можем распознать Ее присутствие и работать вместе с Ней»: первое, это вряд ли можно назвать новым подходом, поскольку гностики использовали «полный» язык почти 2000 лет назад, и, кроме того, Святой Дух должен быть женского рода — как мы увидим далее.

Многие из гностических текстов, строго говоря, не являются Евангелиями, но поэмами и гимнами — даже магическими заклинаниями: все они в своем уникальном стиле являются выражением глубочайших эмоций и духовности, прочувствованных сердцем. Одна из поэм «Совершенное сознание»[106]содержит странно волнующую декларацию женской силы:

«Я первая и последняя. Меня чествуют и презирают. Я проститутка и святая. Я жена и девственница. Я (мать) и дочь. Меня зовут Софией (мудростью) греки и Гносисом (знанием) иностранцы. Я та, чей образ велик в Египте, и я та, образа которой нет у иностранцев. Я есть она, чья свадьба грандиозна, и я не взяла себе мужа… Я знание и невежество… Я бесстыдна; Я стыдлива. Я сила, и я страх… Я глупа, и я мудра… я безбожна, и я та, чей Бог велик»[107].

Здесь выражена вся парадоксальная натура Первичной богини и суть самой эмоции, это праздник иррационального и противоречивого и приглашение к интеллектуально невозможному, как в дорогу к Богу. Здесь имеется также заявление о важности женского в Египте — «Я та, чей образ велик в Египте, и я та, образа которой нет у иностранцев». В Египте концепция могущественной женщины процветала как нигде в мире того времени, — но, как всегда, среди людей обеспеченных. Была ли она из Таричеи, Магнолума или еще из какого-то более далекого города, но независимая Магдалина, привыкшая к египетской открытости, должна была испытывать огромные трудности с ограниченными и реакционными галилеянами.

Гностики использовали парадоксальную метафору в виде одного из наиболее неприятных символов — физическую форму гермафродита, имеющего оба набора сексуальных особенностей в одном теле, представляя божественный «моj Бога с посвященным, а также соединение в одной личности разделенных «я» — равных, но противоположных полов. Гермафродит для гностиков и для других еретических групп, таких как более серьезные и мистические схимики, представлял собой не более и не менее как человеческое совершенство. Разве это совпадение, что ум Леонардо не оставляли гермафродиты и его блокнот наводнен соответствующими зарисовками? Как мы убедились по едва прикрытым образам и символам картин, Леонардо да Винчи не испытывал по отношению к Святому семейству ничего, кроме презрения, избрав объектом особенно злобных нападок Деву Марию — однако, как кажется, с великим уважением относился к Марии Магдалине и Иоанну Крестителю. Возможно, Леонардо имел доступ к каким-то древним гностическим текстам или, меньшей мере, к тайным преданиям (хотя, несомненно постарался навести на них собственный глянец). Интересно, что на плакате французских розенкрейцеров Леонардо изображен как «Хранитель Грааля», то есть вершитель священных тайн еретиков. Что знал Леонардо и наследия гностиков? Как он узнал, что Мария Магдалина была не просто «koinonos» Иисуса — кстати, слово мvжского рода — но также и его «правой рукой»? Вопрос связан с собственной силой Марии Магдалины и подразумевает вероятность того, что великие — и подлинные — секреты выжили в Европе в еретическом подполье.

Женщины и обряд крещения

Кто и как подал еретикам идею, что женщины могут проповедницами и крестителями? Напрасно вы будете искать намеки на это в Новом Завете, который только идивает иудаистский культурный и религиозный взгляд на место женщины в жизни общества. Карен Армстронг пишет о иудаистских законах о чистоте в своей книге «Конец молчания: женщины и сан священника» (1993):