…Все изменилось со времени Октября. Царской «Расеи» больше нет. Что нес с собой русский солдат? Царский флаг и дикую эксплуатацию своей отечественной буржуазии. Наша же армия не будет армией-победительницей, жестокой к побежденному народу. Наш красноармеец знает, что его враг не немецкий народ. Он знает, что после нашей победы будет братство народов. И раз враг бросил оружие, отступил, то войдут на его территорию не разбойники, не враги, а товарищи…

Борьба будет ожесточенной. Гитлер сумел сыграть на национальном унижении и сумел разжечь страшный шовинизм. Это страшная вещь. У нас в Союзе 168 национальностей и в то же время у нас теперь настоящее братство народа. А двадцать лет назад я сам был свидетелем безобразных издевательств над евреями. Сейчас это дико нелепо. В Красной Армии особенное внимание уделяется политическому воспитанию бойцов. Я сам до 1923 года был комиссаром батальона. Никогда мы не говорили, что немцы или поляки наши враги. Это было бы преступно. Это наши друзья, закованные в цепи капиталистического рабства… Угнетение и произвол не везде одинаковы: есть фашизм и есть демократизм, хотя тут и там капиталисты. Мы не уравниваем их, мы ловим каждого честного человека. Фашизм душит все самое честное, благородное и прекрасное в Германии и Италии…

К. – О, конечно! Даже подростки, даже дети знают, что такое фашизм.

О. – А мы на занятых территориях уже через месяц будем иметь друзей. У нас железная дисциплина – наша армия никогда не будет чинить насилия. В гражданскую войну виселицы, следы погромов, учиняемых белыми, вызывали у бойцов страшное чувство мести. Но мы не допускали, чтобы оно обратилось на невооруженное население. Работа комиссаров всегда предотвращала античеловеческие поступки, бойцы берегли честь красного знамени.

…К. – Скажите: если бы не коммунизм, вы могли бы также переносить свое положение?

О. – Никогда! Личное несчастье сейчас для меня второстепенно. Это понятно…

Когда кругом безотрадно, человек спасается в личном, для него вся радость в семье, в узколичном кругу интересов. Тогда несчастья в личной жизни (болезнь, потеря работы и так далее) могут привести к катастрофе – человеку нечем жить. Он гаснет, как свеча. Нет цели. Она кончается там, где кончается личное. За стенами дома – жестокий мир, где все друг другу враги. Капитализм сознательно воспитывает в людях антагонизм, ему страшно объединение трудящихся. А наша партия воспитывает глубокое чувство товарищества, дружбы. В этом огромная духовная сила человека – чувствовать себя в дружеском коллективе.

Я лишился самого чудесного в жизни – возможности видеть жизнь. Прибавьте к этому огромные страдания, которые не дают ни секунды забвения. Это было огромное испытание воли, поверьте, можно сойти с ума, если позволить себе думать о боли. И передо мной встал вопрос: сделал ли я все, что мог? Но совесть моя спокойна. Я жил честно, лишился всего в борьбе. Что же мне остается? Предо мной темная ночь, непрерывные страдания. Я лишен всего, всех физических радостей, процесс еды для меня – мучение. Что можно сделать в моем положении?..

Но партия воспитывает в нас священное чувство – бороться до тех пор, пока есть в тебе искра жизни. Вот в наступлении боец падает, и единственная боль оттого, что он не может помочь товарищам в борьбе. У нас бывало так: легкораненые никогда не уходили в тыл. Идет батальон, и в нем человек двадцать с перевязанными головами. Создалась такая традиция борьбы, воспитывалось чувство гордости. За границей какой-нибудь барон или граф гордится своим старинным родом. У пролетариев есть своя гордость. И когда теперь наш товарищ вспоминает, что он был кочегаром, то он вспоминает об этом с гордостью. У вас это не звучит ничем, у вас рабочий – пустое место, ничто…

Я всегда был очень горд и никогда не сносил молча обиды, не позволял оскорблять себя. Меня невозможно было заставить быть рабом. Я работал пятнадцать-восемнадцать часов, работал честно, не портил машин, но если хозяин поднимал руку на меня, то я бросался на него. В книге «Как закалялась сталь» вся моя жизнь, шаг за шагом, год за годом…

К. – … Где вы будете жить в Москве?

О. – У меня есть там квартира, она в центре города, чтобы я не был изолирован от товарищей. Но ее немногие знают. В стране создалось у молодежи огромное чувство симпатии ко мне, молодежь рвется ко мне. Но у меня так мало сил, что я не могу принимать и одной десятой части желающих встречаться со мной.

К. – А как вы избавляетесь от таких посещений в Сочи?

О. – Товарищи хотели создать охрану. Но я запретил это. Если я лично не могу встречаться со всеми, то мой дом открыт для всех. Пусть молодежь посмотрит, как живет этот отчаянной жизни и радостный парень. Я не могу замкнуться от масс читателей.

К. – Что вы читаете?

О. – Читаю все основные наши газеты и беллетристику. Мне надо учиться. Жизнь движется вперед, и я не могу отставать. На чтение уходит несколько часов в день.

К. – Как ваше самочувствие?

О. – Если бы вы спросили моего врача, то он сказал бы: «Я тридцать лет считал, что болен тот, кто ноет, кто жалуется на болезнь. А этого не узнаешь, когда он болен. А между тем сердце разрушено, нервы пылают, огромный упадок сил. Он должен три года ничего не делать, только есть и спать. И читать Анатоля Франса да Марка Твена, и то в маленьких дозах». А я работаю по пятнадцать часов в сутки. Как? Врачам непонятно. Но ничего сверхъестественного нет. Юридически я болен. Я переношу мучительные страдания, не оставляющие меня ни ничью, ни днем.

К. – Сколько вы спите?

О. – Семь-восемь часов.

К. – Где вы работали, когда началась ваша болезнь?

О. – Я политработник, секретарь комитета комсомола. А это значит – работа с 6 часов утра до 2 часов ночи. Для себя времени не оставалось совершенно.

К. – Можно сказать, что вы украинский Косарев?

О. – Нет. Я был скромным районным работником. После гражданской войны, в 1921 году вернулся в мастерские. До 1923 года работал электромонтером. В 1923 году вернулся на границу, так как работать в мастерских не мог. Я обманул врачей, и меня послали в армию, где работал военным комиссаром. Потом до 1927 года работал в комсомоле. И все это время болел.

А в 1927 году болезнь свалила меня окончательно. В армию ушел в 1919 году, в возрасте пятнадцати лет…

К. – Я имею много бесед и с очень интересными людьми и видными деятелями… Но я без колебания скажу, что беседа с вами многому научила меня, и я ее никогда не забуду. Вы мужественный человек. Мужество дает вам преданность идеям коммунизма. Это идейное коммунистическое мужество. Да?

О. – Да. Я могу каждую минуту погибнуть. Может быть, вслед за вами полетит телеграмма о моей гибели. Это меня не пугает, вот почему я работаю, не жалея жизни. Будь я здоров, я экономил бы силы для пользы дела. Но я хожу на краю пропасти и каждую минуту могу сорваться. Я это твердо знаю. Два месяца назад у меня было разлитие желчи и отравление желчью, я не погиб только случайно. Но как только упала температура, я немедленно принялся за работу и работал по двадцать часов в день. Я боялся, что погибну, не окончив книги.