— Не очень-то это поле срабатывает, — буркнул он, морща нос. — Запах как в свинарнике.

Я была готова с ним согласиться. Воздух при безветрии был какой-то тухлый, хотя мимо нас проносились облака, даже казалось, что до них можно дотронуться. Мы еще не подошли к краю платформы, а у меня уже закружилась голова. Я впервые была готова пожалеть об утрате «узла»: мне не хватало успокоительного присутствия этого невидимого якоря. Вдруг показалось, что внезапный порыв ветра может сбросить меня вниз.

Вокс двигался на юго-восток, из Индийского океана в южную часть Тихого. Вода до самого горизонта имела светло-пурпурный оттенок, а небо — цвет ядовитой охры. Отвратительное зрелище.

Турк, вглядываясь в мутный горизонт, уныло спросил:

— И так повсюду?

Я кивнула. Именно порча и гибель океанов привели к великому бегству с Земли, вызвавшему ожесточенные конфликты в Срединных Мирах, до того живших смирно.

— Гипотетики ничего не сделали, чтобы это предотвратить. Развё не странно? Они спасали планету от расширявшегося Солнца, но ничего не сделали, чтобы не допустить катастрофы человеческого вымирания. Похоже, их устраивает Земля, заселенная одними бактериями. Понять бы, почему!

— А твой народ ожидал найти здесь что-то другое?

Да никакой они мне не мой народ! Но я не стала его поправлять.

— Они рассчитывали на прямой контакт с гипотетиками сразу по прибытии на Землю. Это вера, религия. Основатели Вокса были настоящими фанатиками. В исторических книгах этого не прочесть, но все так и есть. Вокс — это культ. Постулаты этого культа введены в Сеть и прописаны в лимбической демократии. Подключенным к Сети все эти доктрины представляются разумными, здравыми…

— Подключенным, но не тебе.

Мне — уже нет.

— И не фермерам. Фермеры — неполноценные граждане. Сеть принуждала их к повиновению.

— Иначе говоря, они были рабами.

— Наверное, можно сказать и так. Их захватили в плен в Срединных Мирах много поколений тому назад. Они отказались от полного гражданства, поэтому их принудили к сотрудничеству.

— Запрягли и заставили пахать.

— Потому они и уничтожили свои «узлы», как только отключилась Сеть.

Правда, выживших, — тех, кто остался на своих закрытых полях под внешними островами, — к этому времени запрягли опять. А восставших уже наверняка не было в живых. В том числе и Чоя Диггера, которого Турк попытался спасти. И спас на какие-то полчаса. Даже если он не погиб тогда под бомбами, то задохнулся от отравленного воздуха Земли.

Турк, вплотную подойдя к ограде на краю платформы, изучал то, что стало с внешним периметром Вокса. Остров, не защищенный от атмосферы, выглядел мрачно, как на излете осени. Леса уже умерли, листья стали бурыми, плоды сгнили. Даже стволы деревьев казались пораженными проказой и готовыми переломиться. Ветер сотнями ломал ветви.

— Когда я говорю о Воксе, — продолжила я, — то имею в виду собирательный, лимбический Вокс, возомнивший себя возродившимся после прохождении Арки. Но ты прав, здесь их ждало совсем не то, на что они надеялись, и теперь они смертельно разочарованы. Здесь, где нас никто не слышит, нам нужно обсудить именно это. Нам необходим план действий.

Он еще минуту разглядывал мертвый ландшафт, потом спросил:

— Насколько плохо все может обернуться, по-твоему?

— В случае, если Вокс не отыщет лазейку в антарктический рай, то будет совсем худо. Слияние с гипотетиками — это не просто вера, а основа основ, смысл существования Вокса. Это обещание, которое нам всем дают, как только мы рождаемся, — вместе с «узлом». Сомнение невозможно, его не потерпели бы. А теперь…

— Вы уперлись лбом в неудобную правду.

— Они. Я к ним больше не принадлежу.

— Знаю, прости.

— Плавание в Антарктику — акт отчаяния, оттягивание неизбежной развязки.

— Правда рано или поздно всплывет — и что тогда? Хаос, анархия, кровь на улицах?

Дух Вокса выветрился из меня еще не до конца, и, отвечая на этот вопрос, я испытывала стыд.

— Другие, прежние лимбические культовые общества, потерпев крах, завершали свое существование… отвратительно. Страх и разочарование усиливаются Сетью и приводят к жажде самоуничтожения. Люди набрасываются на соседей, на своих родных, потом кончают с собой.

Я не боялась, что нас подслушают, но все равно понизила голос.

— Разрушение общества, вероятность коллективного суицида… Опасность голода при прерывании поставок продовольствия. И никакого выхода. Нельзя просто переписать пророчества и выбрать себе другую веру — неустранимое противоречие заложено в самом «Корифее».

Признаки назревающего краха были заметны мне уже теперь, в поездке по городу: поголовная угрюмость, которой Турку по неопытности было не разглядеть, но для меня ошеломляющая, как гром серди ясного неба.

— Как нам от этого уберечься?

— Если мы останемся здесь — никак.

— Если бы мы смогли отсюда выбраться, то бежать все равно было бы некуда. Боже, Эллисон! — Его взгляд приковывал расплавленный горизонт, гниющий на корню лес. — В былые времена это была такая чудесная планета!

Я подошла к нему вплотную, потому что мы наконец-то добрались до самой сути.

— Слушай. На Воксе есть суда, способные пролететь от полюса до полюса без дозаправки. Поскольку ты Посвященный, Арка для нас до сих пор открыта. Мы можем сбежать. Если повезет, мы сможем вернуться на Экваторию.

А там можно будет сдаться заклятым врагам Вокса — тем, кто подверг Вокс-Кор ядерному удару в попытке не позволить нам провоцировать гипотетиков. Кортикальные демократии презирают Вокс и боятся его, но не откажутся принять парочку чистосердечных беженцев — так я по крайней мере надеялась. Может, они даже помогут нам перебраться с Экватории на один из более симпатичных Срединных Миров, где мы смогли бы зажить спокойно.

Турк выразительно посмотрел на меня.

— Ты умеешь пилотировать такие машины?

— Я — нет. Зато ты умеешь.

* * *

Я все ему выложила. Раскрыла план, придуманный бессонными ночами, когда одиночество Трэи угрожало прорвать оборонительные порядки Эллисон, когда почти невозможно было найти себе место между этими двумя сторонами меня самой, когда невозможно было даже уверенно сказать себе: я это я.

Я была уверена, что мой план может сработать. Но для этого от Турка требовалась жертва, которую он мог и не захотеть принести.

Поняв, о чем я его прошу, он не стал мне отвечать сразу. Сказал, что должен подумать. Я согласилась и предложила подняться сюда через несколько дней и продолжить этот разговор.

— А пока, — сказал он, — мне нужно сделать еще кое- что.

— Что?