построен в 1776—1782 годах архитектором Паулем Шпекле и освящён в 1783 году. Красивый, строгих очертаний храм к своему 175-летию пришёл в ужасающее состояние: «Грибок буквально на глазах превращал в труху насквозь прогнившие полы. Дошло до того, что в 1958 году в приделе во имя Святителя и Чудотворца Николая во время богослужения провалился пол. Требовался срочный ремонт, но денег на это никто из местных властей выделять не собирался».

Целый год отец Алексей пытался выбить у тартуских чиновников средства на ремонт храма, прежде чем осознал бесполезность своих усилий. И тогда он решился поехать прямо к Патриарху.

В последние три года он несколько раз ездил вместе с родителями в Троице-Сергиеву лавру.

— Во время этих поездок посещали непременно Тихвинский храм в селе Алексеевском, где есть придел, освящённый в честь святого Алексея — человека Божьего, именем которого я был наречён в крещении. Объезжали многие святыни Москвы и Подмосковья. Обязательно посещали Елоховский Богоявленский собор, где хранятся мощи святителя Алексия, митрополита Московского...

И вот он снова едет в Первопрестольную, на сей раз один. Помолившись двум Алексеям, по прибытии в Москву священник сразу же отправляется в Чистый переулок, где с 1943 года и по сей день находится резиденция московских патриархов. Там его встретил секретарь Патриарха Алексия Даниил Андреевич Остапов, к тому времени уже исполнявший и должность заместителя начальника хозяйственного управления Патриархии. Митрополит Питирим (Нечаев) так отзывался об Остапове: «Даниил Андреевич был человек, несомненно, церковный, верующий и по-своему очень преданный Патриарху, но очень жадный и исключительно ревнивый. Из ревности он никого к нему близко не подпускал». Тем не менее приехавший из Эстонии священник тронул сердце этого настороженного патриаршего келейника, и он представил гостя Патриарху. Точнее, передал ему визитную карточку. Это сейчас они в ходу, а в то время визитная карточка была большой редкостью и напоминала о неких прошлых временах, давным-давно канувших в Лету. Прочитав фамилию посетителя, восьмидесятилетний Патриарх Алексий позвал гостя и первым делом спросил:

— Скажите, пожалуйста, а ваш батюшка где учился в молодости?

Это было своеобразное испытание. В 1958 году, как и во всё время советской власти, не принято было хвастаться дворянским происхождением, люди предпочитали его скрывать. И в резиденции Патриарха наверняка могли быть скрыты подслушивающие устройства. Сказать правду о том, где учился отец, означало признаться в том, что он из дворянского рода, поскольку в Императорском Училище правоведения обучались только дворяне. Но Ридигер без смущения ответил:

— Санкт-Петербургское Императорское Училище правоведения.

Честный ответ понравился главе Русской Церкви и сразу расположил молодого священника к Патриарху. Алексий приветливо улыбнулся гостю, усадил его, внимательно выслушал. Затем спросил:

— А ваш архиерей знает об этом визите?

И вновь отец Алексей проявил честность:

— К сожалению, я не успел рассказать архиепископу Иоанну. Решение ехать в Москву у меня возникло спонтанно, но денег в епархии на ремонт храма всё равно нет, вот я и не стал тревожить понапрасну владыку...

— Это неправильно, — сказал Патриарх. — Вот телефон, позвоните владыке Иоанну.

Отец Алексей позвонил в Таллин, покаялся архиепископу Иоанну, всё ему объяснил и тотчас получил благословение. Патриарх, присутствовавший при разговоре, по тональности понял, что у молодого священника и архиепископа добрые отношения. Это окончательно расположило его к посетителю, и он отдал Остапову распоряжение выдать необходимую сумму.

Можно себе представить, каким счастливым отец Алексей возвращался в Тарту — беседа с Патриархом прошла без сучка без задоринки, распоряжение о перечислении средств получено, храм будет спасён!

Поездка в Чистый переулок стала судьбоносной. Настойчивость и честность молодого батюшки, его несуетное поведение, достоинство в манере держаться и приятный внешний облик произвели на Патриарха Алексия хорошее впечатление. Облачённый в священническую одежду отпрыск старинного и славного дворянского рода сразу запомнился ему, также имеющему аристократическое происхождение. Отец Патриарха Владимир Андреевич Симанский был камергером двора Александра III и Николая II. В советской действительности многие не прощали Патриарху Алексию его аристократическое происхождение и воспитание, основанное на благочестии. Вот, к примеру, высказывание митрополита Никодима (Ротова), бывшего некоторое время заведующим патриаршей канцелярией: «Патриарх Алексий... аристократ и барин, а поэтому смотрит на Церковь как на свою вотчину. Он считает, что может в ней распоряжаться, как ему вздумается. К архиереям он относится свысока, чуждается их, считает невеждами... Свои аристократические связи ставит выше церковных отношений». А вот отзыв диссидента Анатолия Эммануиловича Левитина-Краснова, перешедшего из иудаизма в христианство, но с критикой относившегося к консерватизму Русской Православной Церкви: «При восшествии на вершину церковной власти он мало переменился. Те же барственность, высокомерие, верность традициям, глубокая религиозность, но английского типа, в строгих рамках этикета, в твёрдо установившихся, застывших формах. Строгий консерватор».

Патриарх Алексий увидел в священнике Алексее родственную душу, взял его себе на заметку.

17 августа 1958 года в таллинском храме Александра Невского состоялось возведение священника Алексея Ридигера в сан протоиерея, то есть начальника над священниками. Этот чин производится обычно в храме вне алтаря, во время малого входа с Евангелием на литургии. Архиерейское благословение и хиротесию — возложение руки архиерея на главу посвящаемого — совершил епископ Таллинский Иоанн (Алексеев). После молитвы, повторного архиерейского благословения и молитвы посвящения присутствующие возгласили: «Аксиос!» — «Достоин!» — и молодой иерей, которому ещё не исполнилось тридцати, стал протоиереем.

«Быстро делал карьеру!» — говорили потом злопыхатели. Да уж, ничего не скажешь, «карьеру»! Это в такие-то годы, когда неизвестно было, как придётся за подобную “карьеру” расплачиваться в ближайшее же время. Когда с каждым днём только и ждали, что выйдет какое-нибудь новое постановление партии и правительства против таких вот «карьеристов».

Но они смело смотрели в будущее: если будут ещё большие гонения, разве это не счастье пострадать за Христа? И в сердце была уверенность:

— Просто я понимал, что тысячелетнее христианство на Русской земле не сможет поглотить даже самая жестокая богоборческая власть. Ибо Бог не мог оставить свой народ, столь возлюбивший Его в своей прежней истории. И, не видя десятилетиями просвета, мы не оставляли молитв и надежды — сверх надежды верили с надеждою, по выражению апостола Павла (Рим. 4, 18). Мы, церковные люди, хорошо знали историю человечества и не сомневались в любви Бога к сынам Его. Из этих знаний черпали уверенность,