Наташа готова была согласиться с любыми указаниями, только бы ее оставили в покое и дали возможность подумать в тишине. Ей хотелось повспоминать Сергея и помечтать о том, как они вместе будут в проекте целый месяц… Правда, мистер Уайли предупредил, что проект может закончиться и раньше, причем намного раньше, если будет достигнут искомый результат. Но что это за результат и чем они будут заниматься, так и не сказал. Упомянул только, что в первый же день объяснит всем приехавшим суть задачи со всеми подробностями. Раньше – это когда? Через три недели? Через две? Через неделю? Непонятно. Но даже если основное мероприятие продлится всего неделю, это все равно больше, чем какие-то жалкие два дня. Ей было досадно, что накануне она не смогла пойти гулять по поселку в компании Сергея, Тимура и Маринки, а вместо этого смотрела с Артемом два практически одинаковых фильма подряд, причем второй, более поздний, оказался двухсерийным. Артему было очень интересно, он смотрел фильмы внимательно и то и дело что-то записывал в толстую тетрадь, но ничего не обсуждал с Наташей, пока не просмотрел оба фильма. Наташа первые полчаса откровенно томилась от скуки, но потом неожиданно для себя втянулась, включилась и начала получать удовольствие. Периодически пыталась сказать:

– А в книге этого не было…

Или:

– А в книге не так…

Но Артем каждый раз останавливал ее жестом, дескать, не мешай смотреть.

– Да сделай ты паузу! – не выдержав, воскликнула она однажды.

– Нельзя, – строго ответил Артем. – Не положено.

Ну да, конечно. Надежда Павловна объясняла в первый же день, но так трудно контролировать себя и не использовать те возможности, которыми пользуешься всю сознательную жизнь.

Наташе в первом, более раннем, фильме очень понравился актер, игравший роль Алеши Артамонова, светловолосый ясноглазый красавец, чем-то напоминавший Сергея. А во втором фильме Алеша ей совсем не понравился, зато горбун Никита заставлял ее сердечко разрываться на части от сострадания к его боли. Пару раз она даже чуть не расплакалась, но сумела сдержаться: неудобно реветь в присутствии малознакомого молодого человека, да еще такого умного.

Когда закончился второй фильм, Артем сказал:

– Я был прав, хвост про революцию выглядит совершенно чужеродным в этой истории. Ты обратила внимание, что в первом фильме революционные мотивы звучат более гармонично? А во втором очевидно, что режиссер ощущает текст романа примерно так же, как я.

Ничего такого про чужеродный хвост Наташа не заметила, но ей не хотелось показаться совсем уж глупой, поэтому она кивнула, якобы соглашаясь.

– А про убийство подростка ни в первом, ни во втором фильме ничего не показано, – заметила она, желая продемонстрировать свою наблюдательность. – Почему, как ты думаешь?

– Думаю, что нам во время обсуждения сегодня сказали правду. Эта тема была полным табу, тем более в кинофильме, предназначенном для широкой публики. Нельзя же было просто показать, как Петр Артамонов убивает мальчика, нужно как-то объяснить, дать причину. А какую причину можно вывести, если не ту, которая у Горького? Ту – нельзя, а придумать новую – смелости не хватило портить классика. Или не разрешили, дескать, не положено искажать то, что написано великим писателем, лучше обойти скользкий момент полным молчанием.

– Мне Петра жалко, – осторожно призналась Наташа. – Все-таки он очень мучился из-за этого убийства и даже почти сказал сыну об этом, мол, я, может, ради тебя человека убил. А сын его не понял и перевел разговор на то, что, само собой, отец-фабрикант по определению является причиной смерти множества людей – рабочих со своей фабрики, для которых он не создает нормальных условий труда и мало платит. Мне и в книге в этот момент очень больно было, и когда мы кино смотрели. Я все надеялась, как дура, что сын скажет не те слова, которые в романе, а какие-то другие, спросит, что отец имеет в виду, вытянет у него признание… Не знаю почему, но мне кажется, что Петру было бы легче, если бы он кому-нибудь признался. Тихон знал об убийстве, но Петру это облегчения не приносило, потому что Тихон его не жалел.

Артем внимательно посмотрел на нее.

– Думаешь, ему было бы легче, если бы его пожалели?

– Ну, хотя бы посочувствовали.

Он немного поразмышлял, потом кивнул:

– Петр боится Тихона, не из-за убийства мальчика, а вообще боится, по жизни. Потому что Тихон явно умнее, говорит непонятные Петру вещи, а у Петра только две модели восприятия того, чего он не понимает: либо отторжение, либо страх. Но поскольку Петр Артамонов понимает с каждым годом все меньше и меньше и разобраться даже не пытается, то к концу жизни остается в одиночестве. От тех, кого боится, он отгородился, а остальных отверг. Любимым остался только сын Илья, всех прочих Артамонов послал… Да, пожалуй, ты права, сочувствие именно со стороны Ильи могло быть ему нужно… А ты молодец, Наташа! Ущучила самую суть! Значит, я правильно сделал, что предложил тебе вместе посмотреть фильмы.

Ей было немного странно слышать такие слова и в то же время приятно. Ее так редко хвалили! Нет, в колледже, конечно, хвалили преподаватели, но это было не совсем то. Когда такой умный и нестандартный парень на второй день знакомства заявляет, что она молодец и ущучила самую суть, это звучит… Наташа не смогла додумать мысль до конца и смутилась. Никакой сути она на самом деле не поняла, просто поделилась смутными ощущениями, невнятным впечатлением, а сформулировать так, как это сделал Артем, и выстроить целую логическую цепочку она никогда не смогла бы. Артем ее переоценил, и очень скоро он в этом убедится и разочаруется. Впрочем, Наташу это не особенно беспокоило. Вот если бы подобная опасность существовала с Сергеем, она бы расстроилась. Жаль, что не Сергей предложил вместе посмотреть кино… Ну, ладно.

Артем ушел около девяти, сказав, что пойдет в столовую ужинать. Наташа тоже очень проголодалась, но идти в домашних шлепанцах, которые были размера на три больше и сваливались с ног, ей показалось неудобным, а ни в какую другую обувь из разряда «приличной» она влезть пока не могла. А вдруг в столовой окажется Сергей и увидит ее, шаркающую ногами в этих сваливающихся тапках? Сперва хотела было попросить Артема принести из буфета хоть что-нибудь, но постеснялась. Как ему объяснить, почему она сама не может зайти в соседнюю квартиру? Не рассказывать же про стертые пятки! Это примерно так же стыдно, как признаться, что хочешь в туалет. Лучше подождать, когда придет Надежда Павловна. Или самой что-нибудь приготовить.

Оставшись одна, Наташа обследовала кухонные шкафчики и старенький холодильник с отваливающейся ручкой, обнаружила одно яйцо, остатки творога, из которого вчера утром Надежда Павловна делала сырники, немного муки и пачку геркулеса. Можно попробовать сделать запеканку, а если размолоть геркулес и добавить в творог, смешанный с мукой, то объем получится больше. Правда, сметаны нет, и купить негде, их предупредили, что магазин работает до восьми вечера, но это ничего, она всыплет в тесто внушительную порцию сахару для вкуса. Размолоть геркулес она собиралась в кофемолке, но кофемолки не нашлось, пришлось использовать миску и деревянный пестик. «Ничего, – думала Наташа, – в тайге и на костре готовили в более сложных условиях, и продуктов многих не было вообще, и технику никуда не подключишь, розеток нет, все вручную делали. И все равно люди радовались жизни, любили, мечтали». Запеканка получилась совсем невкусной, но Наташа ее съела всю, без остатка.