— Я подозреваю, что у вас большие планы, — осторожно промолвил Алекс.

— Да, я хочу попытаться жить по-новому, если вы подразумеваете именно это. Жизнь слишком коротка, и не стоит тратить ее на соблюдение скучных условностей, как вы считаете? Впрочем, вы, Алекс, никогда и не утруждали себя соблюдением их. Пожалуй, вы можете служить для меня живым примером.

Опершись локтем на стол, Алекс подпер рукой подбородок.

— Советую вам найти другой пример для подражания. Я, к сожалению, не смогу научить вас ничему хорошему.

— А я и не намерена учиться хорошему.

Улыбка Алекса сделалась задумчивой.

— Но ученицы нужны мне только в постели.

Гвен застыла, поднеся кружку ко рту. Неужели он имел в виду…

— О, вы совершенно правы! — отвечая на ее немой вопрос, снова заговорил Алекс. — Я имею в виду любовные утехи. Как видите, мне претит роль брата.

Гвен ошеломили его слова, и она быстро поставила кружку на стол, пока та сама не выпала из цепенеющей руки. Ее охватила паника, и она лихорадочно огляделась вокруг, боясь, что их могут подслушивать.

Алекс рассмеялся:

— Вам не хватает смелости, Гвен.

От звука собственного имени ее как будто ударило током. У Алекса был красивый голос: низкий, мелодичный. Раньше Гвен не обращала внимания на то, что у нее прелестное имя.

— На что не хватает смелости?

— На то, чтобы жить как хочется, не заботясь о мнении окружающих.

— А может быть, я как раз стремлюсь к тому, чтобы обо мне сложилось определенное мнение. Это моя цель, — запальчиво сказала она.

Вчера вечером Эльма прожужжала ей все уши о каком-то недавно овдовевшем герцоге, семидесятилетнем старике. По мнению Эльмы, его возраст не являлся помехой для того, чтобы Гвен попыталась стать герцогиней и таким образом реабилитировала себя в глазах общества. Его дряхлеющая светлость отчаянно нуждался в деньгах и согласился бы на брак с богатой наследницей, пусть даже и с подпорченной репутацией.

— Только бесчестье полностью удовлетворило бы меня, — заявила Гвен.

Навеки погубленная репутация могла бы, наконец, отпугнуть от нее докучливых женихов. Дурная слава отравительницы, убийцы, колдуньи, пожалуй, отвадила бы охотников за тремя миллионами фунтов.

— Возможно, бесчестье и удовлетворило бы вас полностью, — открыто потешаясь над ней, сказал Алекс, — но его последствия вряд ли. Вы котенок, Гвен, и в этом нет ничего плохого. Вы созданы для того, чтобы вам улыбались, вами очаровывались. Но вам надо научиться правильно выбирать людей для общения. Ваша беда в том, что вы этого не умеете.

Эти слова задели Гвен за живое, хотя в глубине души она чувствовала, что Алекс прав. Однако вместе с тем у нее не было ни малейшего желания очаровывать людей. Что за эфемерное занятие! Люди разлетаются в разные стороны, как пух одуванчика, их уносит смерть, разделяют равнодушие и капризы. Зачем цепляться за них? Это приносит только боль и отчаяние.

Такой человек, как Алекс, должен был все это хорошо понимать. Всю свою сознательную жизнь он избегал семейных уз и домашнего очага. Зачем же он лицемерил, наставляя Гвен на путь, который для самого себя считал неприемлемым?

— Еще раз говорю вам, — с яростью в голосе произнесла Гвен, — что мне теперь наплевать на всех.

Откинувшись на спинку кресла и прижав кулак к губам, Алекс долго испытующе смотрел на нее.

— Ну, хорошо, — наконец промолвил он. — Давайте проверим это. Вы согласны?

— Да, — не задумываясь, ответила Гвен. — Почему я должна возражать? Можете хмуриться и грозно смотреть на меня сколько вам влезет.

— О, я последний человек, который мог бы укорить вас за недостойное поведение. Я ведь, как известно, подлец и мерзавец. Нет, для чистоты эксперимента нам нужна группа добропорядочных граждан. — Алекс огляделся вокруг. — Вот такая, например.

Он кивнул куда-то в сторону. Гвен повернулась и увидела, что неподалеку от столика сидит семья. Это были американские туристы. Отец семейства, лысеющий мужчина, попыхивая сигарой, читал газету. Он совершенно не обращал внимания на жену, которая сердито поглядывала на него. Мощный подбородок и ожерелье из крупного жемчуга, плотно облегавшее шею, делали ее похожей на собаку в ошейнике. Их дочь, высокомерная красавица в платье для прогулок из рифленого бенгальского шелка, тяжело вздыхала и поглядывала на мостовую. Ее наряд был сшит по последней моде, но его портил вульгарный пурпурный цвет ткани.

Гвен снова повернулась к собеседнику:

— И что вы предлагаете? Хотите, чтобы я подошла и извинилась за то, что именно мой отец изобрел эту ужасную краску для ткани, которая не к лицу ни одной женщине?

— Но, Гвен, ваша цель состоит в том, чтобы шокировать их, а не втереться в доверие и завести знакомство!

— О, они непременно будут шокированы моим поведением, вот посмотрите. Ведь я заведу с ними разговор, не будучи им официально представленной. Это явное нарушение правил приличия.

И чтобы доказать, что она готова на дерзкие безрассудные поступки, Гвен смяла грязную салфетку и швырнула ее через плечо. С замиранием сердца она ждала, что сейчас последуют возмущенные крики. Лет пятьдесят назад подобный поступок сочли бы страшным оскорблением, которое можно было бы смыть только кровью на дуэли.

Однако время шло, а за соседним столиком все было тихо. Алекс зевнул, прикрыв рот рукой. Нахмурившись, Гвен повернула голову.

Ее салфетка лежала позади стула, на котором сидела девушка. Молодая американка, не обращая на нее никакого внимания, разглядывала свою перчатку.

— Надо было хорошенько прицелиться, — заметил Алекс. — Хотите, продемонстрирую?

Он достал из кармана носовой платок, смочил его в вине и смял в комок.

— Нет, не надо! — поспешно остановила его Гвен. — Вино может испачкать одежду.

Алекс усмехнулся и бросил платок на стол. Гвен насупилась.

— Вы ведете себя как ребенок, — промолвила она. — Я же сказала, что хочу свободы, а швырять в людей чем попало не входит в мои планы.

— Нет уж позвольте, вы сказали, что отныне вам плевать на общественное мнение.

— Одно связано с другим.

— И я о том же! Итак, я предлагаю вам теперь вместо салфетки бросить бокал.

— Бокал? Но он разобьется.

— Верно, — задумчиво промолвил Алекс. — С громким звоном. И на это обязательно обратят внимание.

Алекс взял бокал, вытянул руку в проход между столиками и разжал пальцы. Бокал разбился вдребезги.

— О Боже… — пробормотала молодая американка.

Взоры всех посетителей обратились на них, в глазах многих из них читалось смятение. Однако никто не собирался затевать скандал. Гвен пожала плечами. Алекс засмеялся и поднял свою кружку с остатками пива, как будто собирался сказать тост.