– И мне с тобой прикольно. Так прикольно, что хочется приколоть тебя гвоздем за яйца!

– А каким гвоздем тебя приколоть?

– Тем самым. Жду не дождусь.

Этот парень имел неприличную над ней власть. Хотелось отдаваться ему без остатка. Очень хотелось, и всегда... Марина изнывала от нетерпения. Но не стала набрасываться на него, когда они оказались наедине в квартире. Ждала, когда он сам начнет. Но Игнат не торопился.

– Ты разогнала всех моих подружек, – весело, но с укоризной сказал он.

– Потому что у тебя нет такой подружки, которая бы прогнала меня. А ты сам не посмеешь меня прогнать...

– Ты в этом уверена?

– Что ж, тогда попробуй, прогони меня.

– И что тогда будет?

– Поверь, я никогда не была веревкой. Никогда!.. Знаешь, кого называют веревками?

– Кого?

– Назойливых женщин. Баб, которые сами вешаются на шею.

– А ты разве не вешаешься?

– Вешаюсь. Еще как вешаюсь. Мне стыдно, но...

– Что но?

– Я люблю мужчин. Но не люблю спать с ними. С тобой люблю...

– А меня самого любишь?

– Я тебе это когда-нибудь говорила?

– Кажется, нет.

– Мне тоже так кажется. Даже не знаю, люблю я тебя или нет. Но ты особенный. Сказать прямо, я от тебя тащусь. Как та самая веревка. Но, может быть, я встречу еще одного такого мужчину, как ты. Такого же особенного. Ты меня не любишь. А он влюбится в меня. И я его полюблю. Звезды буду с неба для него доставать.

– А для меня?

– Ты же меня не любишь. Ты водишь к себе баб, когда меня нет.

– А если у меня натура такая кобелиная?

– Потому я тебя и не люблю. Но до жути обожаю.

– А если полюбишь?

– Будет лучше, если этого не случится. Для тебя лучше.

– Это почему?

– Потому что с тобой я веду себя как веревка. А веревка, мой дорогой, страшная вещь. Она может обмотаться вокруг твоей шеи и задушить тебя. Берегись, если я начну тебя ревновать.

– Иногда ты меня пугаешь.

– А не надо меня бояться. Ты полюби меня крепко-крепко и не бойся. Я буду шелковой в твоих руках.

– Из шелковой веревки может получиться отличная удавка, – усмехнулся Игнат.

– Никогда не называй меня веревкой, дорогой! – нежно улыбнулась Марина.

Но в ее глазах свирепствовал лютый мороз. Она так посмотрела на Игната, что тот поежился.

– Кто ты? – смятенно спросил он.

– В каком смысле, милый?

– Кто ты в этой жизни, чем занимаешься?

– Я же не спрашиваю, чем в этой жизни занимаешься ты.

– А ты спроси.

– Зачем? Меня совершенно не волнует, что тебя в этой жизни окружает. Меня волнует только то, что посередине. Ты меня волнуешь. Я от тебя без ума.

– Ты мне тоже очень нравишься, но...

– Да замолчишь ты или нет?

Терпеть больше не было сил. И Марина заставила Игната замолчать. Заткнула ему рот своими губами.

* * *

Чтобы узнать, кто такой Игнат, Капрон пошел на крайние меры. Кнута упрашивать не пришлось. Он только был рад узнать, где по ночам пропадает Мурка.

Они вели ее до самого Лукарска. Издалека видели, как Мурка вышла из такси навстречу какому-то фраеру. Далеко было, да и освещение во дворе не очень – не удалось разглядеть его «вывеску». Хотя Капрон и угадал знакомые черты. Где-то встречался он с этим хмырем раньше.

Девчонка с ним какая-то была. Но Мурка что-то ей сказала, и ее как ветром сдуло. Капрон хотел ехать за ней. Выехал со двора с другой стороны. Но пока делал маневр, девка исчезла. Пришлось возвращаться обратно. И ждать.

Ждали они всю ночь. И дождались. Мурка вышла из подъезда вместе со своим ухарем. Глаза горят, на губах блудная улыбка. Видать, хорошо поработал с ней трахарь.

Знакомое лицо. Очень знакомое.

– Бля буду, это ж тот самый урод! – взвился Кнут.

Он тоже узнал его.

Четыре года назад этот ломом опоясанный фраер навесил им трендюлей в парке. Хотели ума ему дать, но сами огребли на орехи.

И вот этот черт бодливый снова всплыл на горизонте. Да еще с Муркой под ручку. Вот кому она отдавалась. Вот из-за кого прозевала терпилу на шухере. Вот, значит, какой он, этот Игнат.

– Ничего себе завязочки!

Капрон завел машину. Дождался, когда Мурка со своим хахалем скроется за поворотом, и только тогда плавно дал газу.

Машина у них не очень. Старенькая «копейка». За две штуки с рук купили. Не брать же дорогую: засветишься – избавляться придется. Но Баур большой спец по лайбам. Подшаманил тачку, движок подкрутил, так что машина – зверь. Не должна подвести.

Игнат вывел Мурку на дорогу. Она подняла руку и сразу же поймала частника. С блаженной улыбкой на лице поцеловала своего козла в щечку, что-то сказала ему на прощание и уехала. Только машина скрылась за поворотом, как Игнат сам поднял руку. Мотор хотел поймать. А поймал Капрона. Он не мог упустить удачный момент и остановил машину.

Парень открыл дверь. И просунул в салон красные ментовские корочки.

– Лейтенант Миронов! Уголовный розыск!

И только после этого посмотрел на водителя и пассажира. Прежде всего он увидел Кнута, который сидел на переднем пассажирском сиденье.

– Ты?! – шарахнулся он.

– Я!!! – заорал Кнут.

И выхватил из-за пояса ствол. Мент тоже полез за пушкой, но Кнут его опередил. Бах! Бах!..

Мусор схватился за простреленную грудь и рухнул на снег.

– Когти рвем! – взревел Кнут.

Капрон и сам знал, что нужно делать ноги. И вслед за Кнутом взревел мотор. Машина с места рванула в карьер.

* * *

Игнат не разочаровал. Более того, превзошел все ожидания. Любил ее так, как будто это ночь была для них последней...

Он проводил ее, посадил в машину. А сам отправился на работу. Вроде бы в каком-то строительном управлении он работал, прорабом. Но ей-то все равно, пусть хоть грузчиком пашет, лишь бы на нее сил хватало.

В Москву она возвращалась в прекрасном расположении духа. Игнат клятвенно обещал, что больше никаких баб не будет. А ведь врала она ему, что не знает, любит его или нет. Любит. Очень любит.

– Влюбилась ты, что ли, дочка? – спросил водитель.

– А что, заметно? – смущенно улыбнулась она.

– Светишься вся. От счастья, что ли?