– Погодите за дружбу. Сначала выпьем в память о погибшем сегодня утром простом арате Цырендоржи. Его насмерть сбил советский вертолёт.

И хлобыстнул внушительную стопку одним глотком.

Над столом повисло мёртвое молчание.

Ошарашенный чевээс поставил рюмку на стол. Открыл и закрыл рот. Но всё же нашел в себе силы возразить:

– Как… Как вертолёт? Вы, наверное, перепутали? Наверное, грузовик? Вы, видимо, по-русски не очень. Грузовики – они ездят так, по земле. Машина, би-би, понимаете? А вертолёты – так они летают, фыр-фыр-р-р.

– Ты бы помолчал, генерал. Я в Союзе университет закончил, получше твоего по-русски разговариваю. Грузовиками, танками и бронетранспортерами вы нас регулярно давите. А в этот раз – вертолётом! Долбанули по голове, только брызги в стороны. Пока мы тут на совместных мероприятиях лясы точим, ваши вояки мой народ убивают. Вертолётами!

И ушел, не прощаясь. За ним тихо исчезли монголы меньших рангов.

Рябинкин всё-таки допил рюмку и в полной прострации пошел на выход из Дома офицеров. Там его ждал взволнованный порученец.

– У нас чрезвычайное происшествие, товарищ член военного совета!

– Опаздываешь, лейтенант, как всегда! Я уже в курсе.

– Не может быть, телефонограмма только что… В Улан-Баторе из караула дезертировали двое солдат. С боевым оружием и боеприпасами. Нашего посла вызывали в монгольский МИД и вручили ноту с требованием обеспечить безопасность мирного населения столицы суверенного государства. Вас ищут, звонили из Москвы, из Главного политического управления…

Генерал застонал и сполз спиной по стене, пачкая побелкой расшитый золотом парадный мундир…

* * *

Офицеры Улан-Баторского гарнизона не спали четвертые сутки. Все караулы и наряды были удвоены, по городу шлялись патрули во главе с шатающимися от усталости лейтенантами.

По третьему разу обыскивали чердаки и парадные, котельные и подвалы – искали двух сбежавших с автоматами солдатиков мотострелкового полка. Ни самих бойцов, ни каких-либо следов их пребывания обнаружить не удавалось.

Генерал-лейтенант Полковников три часа разносил командование мотострелков в своём кабинете. Адъютант Лобиков уже дважды возвращал из обморока командира полка, брызгая на него пахнущей болотом водой из графина… Командарм грохотал:

– Идиоты! Куда вы смотрите вообще? Часовых у вас по полсуток с поста не сменяют, умственно отсталые майоры магазины снимают у вооруженных людей… Нашелся тоже разведчик-диверсант, блядь! Лобиков, закрой дверь! У вас советская войсковая часть или банда какого-нибудь барона Угм… Унгр… атамана Семёнова, ёпонский городовой?! Значит, так. Никаких отпусков, офицеров из части не выпускать. Пусть в казарме ночуют. Пока вы своих туристов с автоматами не найдёте – будете на осадном положении, блядь! Лобиков, сколько раз говорить – это не тебе, дверь закрой!

– Товарищ командующий, к вам член военного совета…

– А, вдохновитель вертолётчиков-убийц и организатор советско-монгольской, мать её, дружбы! Пусть заходит.

В кабинет заполз весь бледный до синевы Рябинкин.

– Товарищ генерал-лейтенант, там это… К нам едет… Англичанин какой-то едет.

– Во, ещё один с ума сошёл. Какой ещё в манду англичанин? Ты рехнулся, Петенька?

– Телеграмма-молния, из Москвы. Организовать встречу уполномоченного от военного отдела ЦК КПСС лорда Кипанидзе… Может, новая линия такая? Гласность, перестройка, а теперь и английских лордов Горбачев стал на работу в партийных органах привлекать…

– Дай сюда телеграмму… Рябинкин! Идиота кусок! Это вместе читается – Лордкипанидзе, Гия Иосифович, кандидат в члены ЦК КПСС, курирует политические органы в армии, по твою душу едет. Лучше уж империалистический король какой-нибудь приехал бы. Знаю я этого дедушку, всю внутренность до маточных труб достанет… Значит, наши косяки расценены как весьма серьезные. Иди, чевээс, готовь очко к процедуре. Есть у тебя вазелин или солидолом в службе горюче-смазочных материалов разживёшься? Во, побледнел ещё больше! Лобиков! Тащи графин, побрызгай и на товарища генерала заодно.

Рябинкин с трудом, пошатываясь, вышел из кабинета. Повеселевший командарм заговорил с оставшимися уже вполне миролюбиво.

– Так, товарищи офицеры, попрошу к карте Улан-Батора. Комендант гарнизона, докладывайте – как организованы поиски дезертиров…

Полковник, водя указкой, показывал маршруты движения дополнительных патрулей и квадраты поиска, распределенные между частями гарнизона.

Командарм задумчиво произнес:

– А ведь мы исходим только из одной посылки, товарищи – что эти гаврики всё ещё в городе. А если они давно его покинули?

– Товарищ командующий, если пешком – их давно бы засекли в степи монгольские скотоводы и доложили бы в органы милиции, у них с этим четко. И на автомобилях им никак не выехать, тут незнакомых попутчиков не подсаживают – за это в Монголии реальный тюремный срок положен. Вокзал оцеплен патрулями, на пассажирском поезде никак.

– Вот! А на товарном поезде, а? Если они в какой-нибудь состав подсядут? Что скажешь, полковник?

– На грузовой станции такое исключено, там охрана у монголов зверская. А вот в пути подсесть… Вот здесь, в десяти километрах на север от Улан-Батора, начинается длинный тягун, поезда сбрасывают скорость в горку до десяти-пятнадцати километров в час. Теоретически могут запрыгнуть, товарищ командующий.

– Вот именно! Значит, ставьте сюда пост, на пути. И подготовьте телефонограмму за моей подписью по всем нашим гарнизонам вдоль железной дороги – пусть удвоят патрули, ищут этих дезертиров у себя.

– Есть, товарищ генерал-лейтенант! Найдем, никуда не денутся.

* * *

Погрузка военной техники на эшелон – наука непростая. Тот же танк по гусеницам шире стандартной железнодорожной платформы. Точно заехать с аппарели, развернуть сорокатонное неповоротливое чудовище на узкой площадке нелегко. В батальоне тридцать один танк, парочка обязательно при сложных маневрах промажет и кувыркнется с насыпи под матерщину командиров.

А ещё – бронетранспортеры и боевые машины пехоты, тягачи, грузовики и полевые кухни, орудия самоходные и орудия буксируемые, и прочие десятки разновидностей техники, придуманных человеческим гением ради убийства себе подобных.

И – тысячи тонн боеприпасов, заготовленных за двадцать лет пребывания наших войск в Монголии для достойной встречи китайских «друзей»…

И – десятки тысяч человек…

Идут эшелоны в Союз. Один за другим. Днем и ночью. На малой скорости, на минимальной дистанции между составами.

Мы уходим.

* * *

Старшего лейтенанта Марата Тагирова, секретаря комитета комсомола армейского полка связи, первым с парой сержантов выставили на пост у железной дороги, где эшелоны на подъеме сбрасывали скорость.