Одесса была, как всегда, шумной и очень разной. Порой яркой, как девушки на Дерибасовской, порой напоминающей старую винтажную бабушку, очень милую и добрую. Я полностью прониклась этим городом, его аурой, его обаянием.

Я жила у друзей в старинном доме, построенном еще в девятнадцатом веке, с большой мраморной лестницей, с потолками в пять метров, с видом на знаменитый одесский дворик, в котором всегда сушилось белье.

Но самым главным для меня в Одессе было море. Я правнучка рыбака, и любовь к морю заложена у меня в генах, учитывая тысячелетнюю историю проживания моих предков на берегах различных морей, от Эгейского до Азовского.

Я облюбовала себе довольно далекий, но пустынный пляж в районе Каролино-Бугаз, напоминавший мне дальнюю Бердянскую косу, которую я так любила. Я давно поймала себя на мысли, что везде стала искать аналоги родным местам. Место было очень уединенным, людей там практически не было, несмотря на наплыв отдыхающих.

В Каролино-Бугаз я ездила электричкой, исключительно из вопросов экономии, прямо как в былые студенческие годы. Вообще-то это был один из самых больших плюсов переселенческой жизни – ты жил, словно тебе двадцать: ты легок на подъем, в твою жизнь входят просто толпы новых людей, ты легко знакомишься, легко расстаешься, у тебя уже нет табу, годами выпестованных тобой. Ты живешь так, как будто у тебя нет прошлого, а есть одно будущее.

И вот, как когда-то много лет назад, в мои бурные студенческие годы, я сижу на лавочке на пустом перроне одного из полустанков Каролино-Бугаз в ожидании последней электрички, пью из пластмассового стаканчика какое-то дешевое разливное вино, именуемое «Каберне», рядом валяется рюкзак с мокрыми полотенцами, волосы тоже еще мокрые и пахнут морем. Возле меня пристраивается такой же, как и я, бездомный пес. Уже темнеет, зажигаются фонари, электричка опаздывает. А мы с бродячим псом на пустом перроне какого-то полустанка сидим и мечтаем о будущем, каждый о своем, он – о собачьем, а я – о женском.

Поездки электричкой во все времена было делом непростым. Я даже думаю, чтобы понять суть любой страны, нужно побывать хоть раз на ее вокзале и проехать в пригородном поезде. Каждая поездка электричкой достойна отдельного рассказа. Одна картинка мне сильно врезалась в память.

Жара. Рядом со мной сидит крайне упитанное семейство: мама-слон, а с ней два хорошо упитанных слоненка. На одном из слонят надета плотно облегающая его полненькое тельце, застиранная и выцветшая футболка с Тарасом Григорьевичем. Мама сидит, уставившись в планшет, активно листает сайт «Одноклассники». Все истекают потом, толкаются, молча сопят, а иногда и не молча, спотыкаются о чужие сумки и баулы. И только Тарас Григорьевич на футболке слоненка стоически спокоен, глядя на всех глазами, полными вселенской тоски и грусти…

Одесса немного вернула меня к жизни. В Киев я возвратилась с надеждой сразу кинуться в бой, но когда я попала в «тихий дурдом» своей съемной квартиры, жизненные силы быстро меня покинули. Еще пару месяцев как-то сопротивлялась. А потом пришла к выводу: я уперлась в стену. Я просто не знала и не понимала, что мне делать дальше. Я по второму кругу начинала идти одними и теми уже пройденными и тупиковыми дорогами. Жить в условиях своего «тихого дурдома» я тоже больше не могла. Искать другое съемное жилье с подселением (на отдельную квартиру денег у меня не было) – я не видела смысла. Я уже мыла баночки из-под йогурта, слушала чужие истории и достаточно всего насмотрелась, живя в чужих домах с чужими людьми. Я теперь знала, что счастье – это когда по дому, в котором ты живешь, не ходят ненужные тебе люди.

Я уперлась в стену со своей программой «Надо выжить», и я сдалась.

Я сидела в своей крохотной комнатке, больше напоминавшей гардеробную, забросив ноги на подоконник и уставившись на Щекавицу. Меня не покидало чувство, будто я еду в плацкартном вагоне на верхней боковой полке. Билеты купила по необходимости, других мест уже не было, а ехать надо обязательно и срочно. Мимо моей головы все время проходят какие-то люди, ноги затекли, вокруг чужие запахи и звуки. Я лежу на верхней полке и смотрю в окно, а за окном мелькают красивейшие виды. А я лежу на этой верхней полке и, как мантру, твержу, что я больше никогда не поеду плацкартом.

В то время как мои более удачливые товарищи по переселенческому несчастью, уже нашедшие свое место под солнцем Киева, «постили» в Facebook’е свои селфи со счастливыми лицами: кто на беговых дорожках, кто на корпоративных вечеринках, моя жизнь все больше становилась похожа на жизнь «одиночки, развалюхи, неудачницы». Я не была ни юристом, ни дантистом, ни экономистом, ни стилистом. Я не умела дружить с «нужными» людьми. Я была совсем ненужным человеком для этого мира. Я бросила заниматься йогой, количество алкоголя в моей крови заметно увеличивалось. Мне казалось, что все летит в тартарары и я уже не выкарабкаюсь. Я столько передумала за эти дни и пришла к неутешительным выводам: что никогда не ценила то, что имела, не дорожила теми, кто мне был дорог, была легкомысленна и неглубока в отношениях с людьми. И еще много всего. Я столько слез выплакала перед этим окном, в котором отражалась смотрящая на меня с укором и пониманием Щекавица.

Когда казалось, что уже конец и спасения не будет, в мою жизнь снова ворвалось чудо. Видимо, там наверху решили, что урок я усвоила. Неожиданно моя подруга предложила мне снять свою квартиру на очень выгодных для меня условиях.

Подругу можно назвать «человеком мира». Она искусствовед, много лет жила за границей в разных странах и на разных континентах и уже даже говорила с заметным акцентом. С ней мы познакомились через Facebook, когда я сидела под взрывами в Донецке. Она тогда жила в Шотландии. Встретились случайно уже в Киеве на йоге. На занятие пришли только мы вдвоем, не считая беременной кошки, в действительности оказавшейся большим кастрированным котом. Как выяснилось, мы с ней были соседями, она тоже жила на Подоле.

Теперь подруга снова куда-то уезжала. Минуту поколебавшись, поскольку денег у меня в тот момент не было даже на эти очень выгодные условия, я приняла ее предложение о съеме квартиры. Упустить такую возможность я не могла.

В каждом фильме о войне есть место для романтической истории. И мой фильм не будет исключением.

Наши тревожные времена, жизнь в Киеве, когда Щекавица в окне, а Андреевский спуск – дорога домой, – постоянно вызывали ассоциации с произведениями Булгакова. Каждый день я проходила мимо дома номер 13 на «Алексеевском спуске», невольно вспоминая и «Бег», и «Белую гвардию», и, конечно, «Мастера и Маргариту». Кто-то из знакомых даже заметил: «Не слишком ли много Булгакова в твоей жизни, так и ведьмой стать недолго». Я рассмеялась и сказала: «Так и будет – в один прекрасный день, проходя мимо дома номер 13, встречу Мастера, сяду на метлу и улечу».