Родриго ввалился в комнату, когда у котелка показалось дно. Кивнул Этьену.

– Здравствуйте, Андрэ… Ну как вы тут устроились?!

– Как видите. – Я сделал неопределенный жест ложкой.

– Вижу, что хорошо. Как твоя рука, Этьен?

Этьен ответить не мог, поскольку пытался зубами отодрать кусок мяса от кости, но кивнул – все, мол, в порядке. Спасибо за заботу, босс.

– А у вас, Андрэ, что с бедром? – Родриго кивнул на окровавленные тряпки, которыми я неумело замотал ногу. – Вам лекарь требуется?

– Да, в общем, не помешал бы. Если у него других дел нет.

Родриго невесело хмыкнул.

– Дел-то у него как раз по самое горло. Почти треть моих людей ранены. И у Рауля не лучше.

Этьен оторвался от кости и посмотрел на своего сеньора.

– А с Катаром-то что?

Родриго мгновенно помрачнел.

– Все, – коротко сказал он. – Нет его больше.

– Как же так?! – вскинулся Этьен. – Он же сам мог идти! Рана была не такой уж серьезной!..

Родриго пожал плечами и помрачнел еще больше.

– Я полночи рядом с ним просидел… – сказал он. – Ничего не мог для него сделать.

– Понятно, – промолвил Этьен и отвел взгляд.

– Ааа… это вы о ком? – осторожно спросил я. Этьен и Родриго посмотрели на меня удивленно.

Потом, видимо, вспомнив, что познакомились мы всего четыре дня назад, Родриго негромко пояснил:

– Мы говорим о моем коне. Он же был белым, помните?.. Вот я и назвал его Катаром – в честь этих «совершенных» из Альби и Ажена. Так, шутки ради назвал, еще когда он жеребенком был… Уже и не помню, во скольких переделках мы с ним побывали, скольких рыцарей на турнирах свалили, сколько сражались вместе… А вчера, когда уже этих негодяев гнали, один из них ткнул его копьем в бок. Нет, ну какая подлость – метить не во всадника, а в лошадь! Хуже этой подлости, по-моему, и быть ничего не может!

Я вспомнил, как сам расправился с одним из рыцарей Роберта в то время, когда Этьен обменивался ударами с самим вигуэрцем. Жизнь – штука ценная, не спорю, но если уж мы решили отнять ее у кого-то и начали войну, глупо ставить жизнь лошади выше человеческой. Но делиться своими размышлениями с бароном я не стал.

Когда Родриго ушел, я велел Тибо разузнать насчет помыться.

– А вы встать-то сможете, господин? – Тибо посмотрел на мою ногу. – Или сказать, чтобы сюда принесли?

– Ходить я могу.

– Слуги с самого утра воду греют. На первый этаж надо. Комната рядом с кухней. Я покажу.

* * *

Оригинальная мысль вымыться пришла в голову не только мне. Здешняя баня представляла собой пару бочек, наполненных горячей водой. Когда очередной рыцарь залезал в эту бочку, часть воды выплескивалась и заливала пол, но никому до этого не было дела. Периодически, когда вода становилась совсем уж грязной, слуги ее меняли. По коридору сновали любопытные служанки. Проходя мимо бочек хихикали и отворачивались. Или не отворачивались.

Одна из бочек в настоящий момент была занята сьером Жоффруа (нас вчера представили), вторая свободна. Я заглянул внутрь бочки. Воды не увидел – ее скрывала толстая пленка сероватой грязи.

– Тибо, скажи им, чтобы поменяли воду.

Тибо приволок двоих слуг. Один из них совершенно искренне спросил:

– Зачем же ее менять, ваша милость? Совсем ж недавно меняли! Сами гляньте!

Второй слуга молчал, посматривал в пол и явно ждал, когда их отпустят восвояси.

– Я вас не советоваться звал.

– Но…

– Долго мне еще ждать?!

Он заткнулся и вместе с приятелем занялся делом. Жоффруа, которому его собственный слуга в этот момент как раз намыливал голову, одобрительно заявил:

– Правильно, эн Андрэ. Их надо постоянно гонять. Какая разница – чистая вода или грязная? Если сказали: «Поменяй воду», – пойди и поменяй. Ведь если их не гонять – обнаглеют вконец.

Я посмотрел на разомлевшего рыцаря, хмыкнул и полез в бочку.

Когда я закончил мытье, Тибо уже ждал с чистым бельем… Кстати о белье. Оно состояло из двух частей: «ночной рубашки», опускавшейся до колен, и куска ткани, который наматывался на бедра на манер подгузника. Облачаясь в это непотребство, я со вздохом вспомнил родной двадцатый век…

Грязную одежду Тибо отдал женщинам: вычистить и зашить.

Потом наступила очередь лекаря, тщедушного изнуренного мужичонки лет сорока пяти.

Этот сморчок минут пять копался в моей ране (без всякого наркоза, разумеется), потом смазал ее густой мазью. Поначалу стало полегче, но через пять минут после того, как лекаришка ушел, я был готов выть, бегать по стенкам и кусать каждого, кто попробует встать у меня на дороге. Ощущение было такое, будто на ногу плеснули раскаленным металлом.

Но к вечеру боль отчасти унялась. Как раз вовремя, потому что мне сообщили о скором начале пиршества.

Прихрамывая, я двинулся в обеденный зал.

Пиршественная зала была набита народом, что называется, под завязку. Мест не хватало, но мне, естественно, место нашлось.

Эн Бернард сидел за главным столом, но не во главе его, зато не на скамье, а на высоком деревянном стуле. Схожее сиденье стояло рядом – и там, в синем платье с кружевами, находилась та самая женщина, красоте которой я так поразился вчера, когда мы тушили пожар. Оказалось, это жена Бернарда Луиза. В эту женщину можно было запросто влюбиться. Особенно, когда она смеялась. Но стоило только увидеть, как встречаются ее глаза и глаза Бернарда, чтобы оставить всякую надежду когда-либо завоевать сердце красавицы.

По правую руку от Бернарда сидел Родриго. Напротив Родриго, слева от меня, – Рауль. Несколько раз за вечер я замечал его недобрый взгляд, устремленный на Бернарда. Вспомнились слова, сказанные Раулем в день, когда они с Родриго договаривались о союзе против Роберта. Рауль признался, что они никогда с Бернардом не ладили, но что, несмотря на это, он считает своим долгом помочь Бернарду против наемников… Интересно, в чем была причина их вражды? Какие-то старые счеты?

Тут мне еще кое-что вспомнилось.

– Кстати, – обратился я к виконту, – а вы прикончили этого Луи из Каора?

Того самого Луи, который «помирил» Рауля с Родриго, напав на Раулев замок. И упоминание имени которого стало решающим аргументом в пользу похода в Эгиллем.

Лицо у Рауля стало таким, будто он разжевал что-то очень несвежее. Он мотнул головой.

– Нет.

– Так Луи здесь не было? – спросил я, подливая себе в кубок красного.

– Был, в том-то и дело. Но он, сучий сын, сразу удрал, когда мы в город вошли. Утром я отправил за ним людей – да только те вернулись ни с чем.