Я не встретил ни одного человека, который бы мне сказал: «Борис Абрамович, мы тебя не любим». Я такого человека в жизни своей не встретил. В этом вся проблема. Мне рассказывают: тебя не любит Зюганов, тебя не любят коммунисты, тебя не любит Путин. Но Путин лично мне никогда не говорил, что он меня не любит. Зюганов лично мне никогда не сказал, что меня не любит. Все это виртуально. Ни один человек, который сидел со мной за столом, который со мной беседовал, никогда мне не сказал, что он меня не любит. Наоборот, выражал всяческое уважение.

Если же полагаться на газетные публикации, то придется признать, что мой образ предельно демонизирован. Если судить по средствам массовой информации, я ответствен за все плохое, что происходит в стране. При этом крайне редко кто-либо пытается понять, чем же на самом деле я занят. То, что меня изображают монстром, конечно, не может радовать, но, с другой стороны, это не составляет для меня и большой проблемы. Я могу позволить себе такую роскошь, как наплевательское отношение к собственному имиджу. Да и трудно плетью обух перешибить. Что бы я ни делал, это будет трактоваться однозначно. От Березовского не ждут ничего хорошего. Приходится признать: мои оппоненты используют любые методы, пускают в ход все средства, чтобы сделать из меня черта с рогами.

Самое главное, что должен понимать политик, – это соответствие обещаний и дел. Но говорить правду крайне сложно: она очень часто бывает горькой, и нужно иметь достаточно возможностей, чтобы аргументировать ее. Ведь мы лжем тогда, когда не хватает аргументов убедить кого-либо в том, что мы поступаем правильно. Поэтому я уверен, что сила политика определяется тем, насколько он может быть правдив и открыт. Особенно я в этом убедился во время переговоров с чеченским руководством. Мы начали с того, что договорились: мы говорим друг другу правду – черное и белое, других цветов нет, все другие цвета перечеркнуты войной. И это дало результаты.

Правильно поставленный вопрос содержит половину решения. Равно как и неправильный вопрос делает невозможным правильный ответ. Я не считаю, что занимаюсь теневой политикой. Я открыто всегда декларирую свою позицию. И я не считаю, что делаю что-то закрытое, более того, сначала я декларирую, а потом действую – уж куда более открыто. Политик все-таки даже в сложной ситуации не имеет права на абсолютное раболепство, что, по существу, на самом деле просто доказывает его уязвимость. У меня тоже была непростая ситуация, и очень непростой у меня выбор был. У меня были самые наилучшие отношения с нашим сегодняшним президентом, и это был мой выбор, поскольку я понимал, что путь, который избрал президент, для меня означает следующее: либо я буду последним в ряду повешенных, но буду обязательно повешен, либо я буду первым в ряду повешенных, но с высокой вероятностью неповешенным быть вообще, потому что удастся переломить ситуацию. Я выбрал второй путь и могу сказать, что сегодня точно не сожалею об этом, хотя это очень сложный путь. Я никогда раньше не был на пути противостояния официальной власти. Это очень тяжелый путь.

То, что произошло со мной, – закономерность. Закономерность в том, что Россия не терпит мнения, отличного от мнения власти, которое громко произносится. Я оказался в сложной ситуации. Эта ситуация называется предательством. Я не был готов к предательству со стороны своих близких товарищей. А когда это предательство людей, которые находятся у власти, и не просто находятся, а рулят, – это не простая история, как их переиграть. Понадобилось время, чтобы понять эту ситуацию.

Политический вектор движения в России исторически определялся не народом. Исторически этот вектор движения определялся элитой, нравится это кому-то или не нравится. Иллюзия, что народ выбирает. И эта иллюзия особенно сильна в России. Традиционно в России вопрос о власти решается элитой. Точно так же, как в большинстве других стран мира, например в Америке. Когда Америка выбирает такого президента, как Буш, понятно, что это не может быть выбор народа в чистом виде. На самом деле народу выбор навязан. Если говорить точно, этот выбор навязывается капиталом. Капитал нанимает на работу власть. Форма найма называется выборами. Люди, которые владеют огромными ресурсами, – это как раз те люди, которые могут мыслить стратегически. И я уверен, что, кроме этих людей, никто политическую конструкцию для России построить не может, потому что эти люди больше всего озабочены сохранением того, что они имеют сегодня здесь, в России; потому что какие бы ни были разговоры о вывозе, что русские капиталисты все увезли на Запад, – это абсолютная чушь.

В каждой стране существует три значимые политические силы: народ; политические партии, которые должны выражать интересы этого самого народа; и группы влияний, или элиты. Так сложилось, что в современной России наибольшее политическое влияние имеет не народ, не политические партии, а элиты. Именно они формируют мнение народа и определяют поведение партий. Это отличается от Запада только объемом влияния, потому что элиты на Западе тоже имеют огромное влияние. Народ там, правда, тоже имеет влияние, и большое, а в России – маленькое. Его не слышно. Поэтому с такой легкостью в 1996 году за шесть месяцев кардинально меняется политический расклад. Ельцин имеет до выборов рейтинг 5 процентов, а через шесть месяцев побеждает на выборах Зюганова, который имел до выборов 25 процентов. Потому что народ безмолвствует.

Да, в 1996 году основная часть народа была готова поддержать Зюганова, а не Ельцина. Этому воспрепятствовала новая, появившаяся в России элита. Я в данном случае говорю о реформаторах и об олигархах. Точно так же, как в 1999 году наш народ фактически уже воспринял и Примакова, и Лужкова как новых руководителей страны. И через три месяца этот же самый народ проголосовал за никому не известного Путина, о чем сегодня не любят вспоминать наши политики. Вернее, наши политики не любят сегодня вспоминать, когда их же цитируют, как они относились к Путину. И правые, и левые не воспринимали его никак. И уж тем более народ, который его просто не знал.

Элиты – это тоже народ. Они просто раньше других чувствуют опасность. Или чувствуют неточность. Или чувствуют ошибки. Не народ, а только элиты решают, какой будет следующая власть. А интеллигенция среди этих элит занимает самое последнее место по своему влиянию на политические процессы в обществе. Конъюнктурный человек по определению не может быть интеллигентным. Это совершенно разные вещи. Почти полярные вещи, потому что интеллигентность – это внутреннее состояние. И оно не может оправдать дешевую конъюнктуру. Интеллигенция не играет той важной роли в строительстве нового общества, которую она исторически могла бы сыграть. Не интеллигенция сегодня определяет, каким образом будет устроена власть.

Сегодня, на мой взгляд, наступает новый, необычайно важный для России этап, и если российский капитал в лице лучших его представителей устранится от решения его проблем, то Россию ожидает серьезная беда в виде появления на политической сцене новой силы под названием «русский нацизм». Олигархи – рациональный народ. Но российские олигархи еще и пугливый народец. Когда Путин пытался выдавить из России и Гусинского, и меня, многими это воспринималось как борьба за средства массовой информации, как политическая борьба. Однако совершенно очевидно, что нынешняя власть не остановится ни перед чем, чтобы получить полный контроль не только над политическим и информационным пространством, но и над экономическим.