Прошлое властно вторглось в их жизнь изуродованной психикой ее любимого человека. Гала давно жалела о том, что потакала сексуальным фантазиям Поля, что старалась раскрепостить его. Все это она делала для самой себя, а оказалось – для многих.

Об этом уже думано-передумано, Гала даже пыталась забыться в объятьях других, вызвать ревность у мужа. Но забыться не удавалось, любовники проходили чередой теней, не задевая душу, а муж вместо ревности радовался ее любвеобильности и… страдал от ее измен. Странное мазохистское удовольствие, которого Гала понять так и не смогла.

Это все уже не было новостью, после разрыва с Максом мало что изменилось по сути, разве что в постели не было третьего (хотя вот теперь такая угроза появилась). И Гала вдруг осознала, что больше так жить не может.

Если нет прежней любви, казавшейся совсем недавно вечной, если нет прежнего Поля, да и ее самой прежней тоже нет, к чему тогда и жизнь?

Будь она хорошей матерью для Сесиль, возможно, поступила бы как жена Эрнста, сосредоточившись на дочери, но Гала еще до рождения ребенка сделала выбор между ней и Полем, обратного пути не было.

Теперь не было и самого Поля. Он находился рядом, делал ей подарки, был щедр, иногда без надобности, поощрял ее романы, был терпелив, но не желал ограничивать ни свою, ни ее свободу. Как объяснить, что такая свобода ей не нужна?! Гала не сумела, да и не пыталась объяснить это мужу. Если не понял тогда, когда письма из Москвы или из Парижа на фронт были полны клятв в верности, то какие слова помогут теперь?

Поль словно и впрямь исполнял собственное пророчество потерять свою любовь. Он находил удовольствие в осознании предстоящей потери, играл словами и чувствами, упивался своей настоящей и будущей болью.

Это он…

А она?

Поль так и не понял, что для Галы такая потеря равносильна потери самой жизни, что она не желает жить с болью потери, лучше не жить вообще.

Страшный грех – думать о нежелании жить, но эта мысль все чаще посещала ее голову.

И вдруг Каталония, горы и море те же, но другие, нет радостной картины Лазурного Берега, все строго, даже сурово, все словно взывало к принятию рокового решения.

Кадакес подталкивал ее к гибели так же, как Поль подталкивал к изменам.

Все довольно просто осуществить, вокруг много скал, падение с которых отправит на тот свет. Но Гала верила в Бога по-настоящему, понимала, что это смертный грех, и решиться шагнуть с обрыва не могла. Нет, ей не жаль оставлять Сесиль, о девочке будет кому позаботиться, не жалко даже Поля, внутри что-то умерло, но преступить этот порог, отделяющий от небытия, самостоятельно Гала не могла.

Однажды мелькнула мысль: вот если бы кто-то другой…

Такая мысль уже появлялась, что греха таить, она даже мечтала, чтобы муж убил ее из ревности. Но Поль не ревновал! Лучше бы ревновал.

Есть женщины, твердящие, что жить с ревнивым мужем очень трудно, даже невозможно. Они либо не любили сами, либо не жили с неревнующим супругом. Когда муж для тебя единственный, но он готов делить тебя с другим, это может значить только одно – твой любимый человек тебя не любит.

Можно не ревновать, считаться со свободой любимого человека, позволять ему поступать по-своему, поддерживая или не поддерживая при этом, но сознательно делиться с кем-то другим – настоящее предательство.

Если тебя предают один раз – это может оказаться случайным, но если раз за разом, о любви можно забыть, что бы он ни твердил.

Поль до самой своей смерти твердил, что любит Галу, но НИКОГДА не говорил, что она единственная. Ей бы понять это в самом начале отношений. Но если бы и осознала, уверенность в победе ее собственной любви была так велика, что вряд ли что-то сложилось бы иначе.

Поль ничего с ней не сделает, даже если получит доказательства измены, он готов быть «одним из…», в то время как Гала вовсе не желала больше делить мужа с другими и принадлежать сразу двоим.

Это очень трудно – признать, что стать единственной так и не удалось. Жить, как и Поль – меняя любовников, было уже невыносимо. Лучше вниз со скалы. Но и броситься сама не могла. Оставалась надежда на вот этого Сальвадора, смешного парня, выглядевшего как плохой танцор и вонявшего, как старый козел.

Впрочем, Дали немного изменил свою внешность и перестал интересоваться козлиными экскрементами, от него уже не пахло навозом.

Но он был влюблен, смотрел то глазами побитой собаки, то горячим взглядом мачо, способного украсть свою пассию.

Беда была в том, что Гале вовсе не хотелось принимать его влюбленность, принимать ответственность еще и за эту жизнь, ей не нужен сумасшедший фигляр. Вернее, нужен, но совсем для другого – Дали должен совершить то, что вера не позволяет совершить самой, он должен помочь уйти из жизни!

Это будет похоже на несчастный случай, сумасшедшему художнику простят такую оплошность, тем более он сын местного нотариуса, а она совсем нежеланная гостья в Кадакесе. Куси Дали-старший обязательно найдет хорошего адвоката или даже подкупит полицейского, чтобы все было представлено как несчастный случай с участием Сальвадора, и для молодого человека все обойдется.

Может потребовать серьезного расследования только Поль, но станет ли это делать? Что, если и для Поля ее падение со скалы станет подарком, освобождающим от неволи?

Чем больше Гала думала над своим «проектом», тем тверже верила в то, что никто не пострадает и все будут даже рады такому повороту событий.

Чтобы действительно никто не пострадал, требовалось подготовить ее гибель тщательно.

Пытаясь оправдать мысли о самоубийстве, Гала убеждала себя в том, что это жертва. Да, когда-то она принесла себя в жертву желаниям мужа и стала делить постель сразу с двумя мужчинами или заниматься любовью с Максом на глазах у Поля, теперь настало время для другой жертвы, освобождающей всех.

– Даже мадам Грендель! – усмехнулась она своим мыслям.

Оставался вопрос: достаточно ли безумен этот Сальвадор, чтобы сделать то, что ей нужно? Судя по его поведению, да.

– Господи, я не хочу умирать, но и быть «одной из…» тоже не могу. Прости, я просто не вижу другого выхода.

Как можно просить прощения за ТАКОЕ? Уже сама мысль о смерти греховна, а ведь своей задумкой она толкала на совершение страшного греха и другого человека.

Если бы в тот день Поль поинтересовался ее состоянием, предложил уехать в Париж вместе, наверное, ничего не было бы. Они бы вернулись к странному сосуществованию то ли вдвоем, то ли втроем с очередным Максом, но у Поля были свои планы. Гала прекрасно понимала, какие именно – кто-то из любовниц звал его в Париж. Делить мужа с очередной красоткой она не желала. Нет, лучше не думать об этом…

Дали не подозревал о роли, которую ему уготовила та, кем он восхищался.

Он и впрямь перестал изобретать собственный запах, смешивая клей, рыбьи остатки и козий навоз, снял с шеи часть украшений и перестал хохотать, как сумасшедший, без повода. Как он говорил позже, увидел «свою Галючку» – девочку из старой игрушки, которую ему показывал еще школьный учитель.