Появляются они у оленихи с середины мая до середины июля. Причём, как правило, братьев и сестер у них не бывает — самка рожает только одного детёныша. Сначала он пьёт молоко матери, а через месяц начинает питаться самостоятельно. Но при этом до года телёнок ещё с удовольствием лакомится материнским молоком. Окраска молодых оленей обычно пятнистая, а не жёлтая. Такую окраску они имеют для того, чтобы среди теней и солнечных пятен в лесу быть менее заметными.

Чаща — это просто густой лес. Иногда труднопроходимый. Заросли густого кустарника тоже могут быть названы чащей.

Главный враг — действительно, волк. Но на крупного оленя он редко нападает, а вот молодых оленят съест с удовольствием. Защитой от хищников могут быть рога и копыта, которыми олень пользуется в совершенстве. Но чаще всего оленей уничтожают люди.

— Ерёмка, сегодня будет пожива… — сказал старый Богач, прислушиваясь к завывавшему в трубе ветру. — Вон какая погода разыгралась.

Ерёмкой звали собаку, потому что она когда-то жила у охотника Ерёмы. Какой она была породы, — трудно сказать, хотя на обыкновенную деревенскую дворняжку и не походила. Высока на ногах, лобаста, морда острая, с большими глазами. Покойный Ерёма не любил её за то, что у нее одно ухо «торчало пнём», а другое висело, и потом за то, что хвост у неё был какой-то совсем необыкновенный — длинный, пушистый и болтавшийся между ног, как у волка. К Богачу она попала ещё щенком и потом оказалась необыкновенно умной.

— Ну, твоё счастье, — посмеивался Ерёмка. — И шерсть у неё хороша, точно вот сейчас из лужи вылезла. Тоже и пёс уродился… Уж, видно, нам на роду написано вместе жить. Два сапога — пара.

Охотник Ерёма до известной степени был прав. Действительно, существовало какое-то неуловимое сходство между Богачом и Ерёмкой. Богач был высокого роста, сутуловат, с большой головой и длинными руками и весь какой-то серый. Он всю жизнь прожил бобылём. В молодости был деревенским пастухом, а потом сделался сторожем. Последнее занятие ему нравилось больше всего. Летом и зимой он караулил сады и огороды. Чего же лучше: своя избушка, где всегда тепло; сыт, одет, и ещё кое-какая прибыль навёртывалась. Богач умел починять вёдра, ушаты, кадочки, мастерил бабам коромысла, плёл корзины и лапти, вырезывал из дерева ребятам игрушки. Одним словом, человек без работы не оставался и лучшего ничего не желал. Богачом его почему-то назвали ещё с детства, и эта кличка осталась на всю жизнь.

Снежная буря разыгрывалась. Несколько дней уже стояли морозцы, а вчера оттеплело и начал падать мягкий снежок, который у охотников называется «порошей». Начинавшую промерзать землю порошило молодым снежком. Поднявшийся к ночи ветер начал заметать канавы, ямы, ложбинки.

— Ну, Ерёмка, будет нам сегодня с тобой пожива… — повторил Богач, поглядывая в маленькое оконце своей сторожки.

Собака лежала на полу, положив голову между передних лап, и в ответ слегка вильнула хвостом. Она понимала каждое слово своего хозяина и не говорила только потому, что не умела говорить.

Было уже часов девять вечера. Ветер то стихал, то поднимался с новой силой. Богач не торопясь начал одеваться. В такую погоду неприятно выходить из тёплой сторожки; но ничего не поделаешь, если уж такая служба. Богач считал себя чем-то вроде чиновника над всеми зверями, птицами и насекомыми, нападавшими на сады и огороды. Он воевал с капустным червём, с разными гусеницами, портившими фруктовые деревья, с воробьями, галками, скворцами, дроздами-рябинниками, с полевыми мышами, кротами и зайцами. И земля и воздух были наполнены врагами, хотя большинство на зиму умирало или засыпало по своим норам и логовищам. Оставался только один враг, с которым приходилось Богачу воевать главным образом именно зимой. Это были зайцы…

— Как поглядеть — так один страх в ём, в зайце, — рассуждал Богач, продолжая одеваться. — А самый вредный зверь… Так, Ерёмка? И хитрый-прехитрый… А погодка-то как разгулялась: так и метёт. Это ему, косому, самое первое удовольствие…

Нахлобучив шапку из заячьего меха, Богач взял длинную палку и сунул за голенище валенок на всякий случай нож. Ерёмка сильно потягивался и зевал. Ему тоже не хотелось идти из тёплой избушки на холод.

Сторожка Богача стояла в углу громадного фруктового сада. Сейчас за садом начинался крутой спуск к реке, а за рекой синел небольшой лесок, где, главным образом, гнездились зайцы. Зимой зайцам нечего было есть, и они перебегали через реку к селению. Самым любимым местом для них были гумна, окружённые хлебными кладями. Здесь они кормились, подбирая упавшие со стогов колосья, а иногда забирались в самые клади, где для них было уж настоящее раздолье, хотя и не без опасности. Но всего больше нравилось зайцам полакомиться в фруктовых садах молодыми саженцами и побегами яблонь, слив и вишен. Ведь у них такая нежная и вкусная кора, не то что на осине или других деревьях. В один удачный набег зайцы портили иногда целый сад, несмотря на все предосторожности. Только один Богач умел с ними справляться, потому что отлично знал все их повадки и хитрости. Много помогал старику Ерёмка, издали чуявший врага. Кажется, уж на что тихо крадётся заяц по мягкому снегу в своих валенках, а Ерёмка лежит у себя в избушке и слышит. Вдвоём Богач и Ерёмка много ловили каждую зиму зайцев. Старик устраивал на них западни, капканы и разные хитрые петли, а Ерёмка брал прямо зубом.

Выйдя из избушки, Богач только покачал головой. Очень уж разыгралась погода и засыпала снегом все его ловушки.

— Видно, придётся тебе, Ерёмка, идти под гору, — говорил Богач смотревшей на него собаке. — Да, под гору… А я на тебя погоню зайцев. Понял? То-то… Я вот обойду по загуменьям да и шугну их на тебя.

Ерёмка в ответ только слабо взвизгнул. Ловить зайцев под горой было для него самым большим удовольствием. Дело происходило так. Зайцы, чтобы попасть на гумна, пробегали из-за реки и поднимались на гору. Обратный путь для них уже шёл под гору. А известно, что заяц лихо бежит в гору, а под гору, в случае опасности, скатывается кубарем. Ерёмка прятался под горой и ловил зайца именно в то время, когда заяц ничего не видел.