* * *

В последующие дни Анни уходила из дома, едва Матильда переступала порог, и эта перемена в итоге заставила Ролана Шарваза насторожиться, хоть и была любовникам на руку.

– Она что-то подозревает, – сказал он любовнице. – Раньше, когда не было работы, она садилась возле печки или уходила к себе вздремнуть. С чего бы ей теперь уходить из дома, бормоча что-то себе под нос, и хлопать дверью?

– Раньше она никого в городке не знала. А теперь Анни часто заходит к Туанетте. Она вдова и приходит помогать моей Сюзанне с большой стиркой по весне и осенью. Ролан, на что жаловаться? Нам от этого только лучше. Хотя надо признать, что эта противная женщина смотрит на меня как-то странно…

– Мы ведем себя неосмотрительно, Матильда, – не сдавался Шарваз. – В понедельник не приходи! Посмотрим, останется она дома и будет заниматься делами или уйдет. Дом она совсем запустила. На днях я видел, как она заметала пыль под буфет!

Матильда расхохоталась и поцеловала любовника в губы.

– Мне пора бежать! Колен уехал к пациентам в Шазель. Если он вернется раньше обычного… До вечера, милый! Увидимся за ужином!

То была суббота, 10 ноября.

* * *

Во вторник, 13 ноября, Эрнест получил от матери короткое письмо. Прочитав его, он запер портновскую мастерскую и отправился на соседнюю улицу, где жила сестра.

– Эльвина, наша дорогая матушка больше не может терпеть своего хозяина. Она сделает так, как я предложил, вернется в Ангулем к Рождеству. Мы найдем ей новое место здесь, в родном квартале, если она все-таки захочет работать. Она пишет, что кюре с докторской женой потеряли всякий стыд и ей приходится бродить по городку, пока они забавляются у священника в доме. Хотя в этот понедельник дама почему-то не пришла…

– А муж этой дамы куда смотрит? – изумилась Эльвина.

– Он сельский доктор и часто уезжает из дома, – ответил брат. – Сегодня же напишу матери, чтобы она не сообщала кюре заранее, что скоро уедет. Он может тут же ее прогнать, и она потеряет жалованье за месяц!

Ответ сына Анни читала, качая головой и с улыбкой умиления. Ее милый Эрнест обо всем подумал, все учел! Но разве могла бедная женщина знать, что, не послушайся она совета детей, ее судьба сложилась бы по-иному?

* * *

Первая серьезная перепалка случилась через неделю. Анни мыла посуду, когда отец Ролан не допускающим возражений тоном заявил:

– Вот письмо, и отправить его нужно сегодня же. Это очень важно. Но почтальон уже прошел, так что отдать письмо ему не представляется возможным. Поэтому на почту в Мартон отправитесь вы!

Служанка замерла. Погода была ветреная, собирался дождь. И это уже не первый раз ее отправляют на почту в соседний городок! В прошлом месяце она сделала это, что называется, скрепя сердце, но теперь, зная, по какой причине отец Ролан выставляет ее из дома, возмутилась.

– Идти на почту в Мартон? Господин кюре, у меня нет на это сил! – пожаловалась вдова, бросая полотенце на стол. – Почему бы не подождать до завтра и не отдать письмо почтальону?

Анни Менье и Ролан Шарваз уставились друг на друга.

«Если я посылаю ее в Мартон, значит, так надо! – думал кюре. – Она, конечно же, не хочет выходить из дома в плохую погоду, но доктор с Жеромом уехали в Ангулем, Матильда до вечера свободна, и это единственный способ избавиться от служанки, будь она неладна!»

Любовница сообщила ему о своих планах при посредстве Сюзанны, которая незаметно передала кюре запечатанный конверт. В записке упоминалось и о новом комплекте белья, которое он сможет с нее сегодня снять. Изобретательность Матильды не знала границ, когда ей хотелось свести его с ума от желания.

– Говорю вам, что письмо срочное! – повысил голос кюре. – К тому же прогулка пойдет вам на пользу. Вы целыми днями сидите, и из дома вас может выманить только желание поболтать с Туанеттой. Скоро вы заговорите на патуа не хуже местных сплетниц! Все, мне надоело! Вы не слушаетесь приказов, не делаете того, что должны! Не знаю, что мешает мне взять и прямо сейчас вас выгнать!

Служанка набрала в грудь воздуха, пытаясь совладать с собой. Но гнев нарастал, и, когда Шарваз смерил ее насмешливым взглядом, это стало последней каплей.

Анни подошла к очагу, схватила каминные щипцы, железные и довольно-таки тяжелые, и сделала угрожающий жест в сторону хозяина.

– Осторожнее, господин кюре! – вскричала она. – В этом доме я насмотрелась мерзости и могу всем об этом рассказать!

– И что же такого вы видели? Что вы собираетесь рассказывать? И кому? Ну же, выкладывайте! – крикнул он, багровея от ярости.

– И выложу, да только вам это придется не по нраву! – отозвалась служанка. – Я своими глазами видела, как вы прелюбодействуете с мадам де Салиньяк! Конечно, вы станете все отрицать, но у меня есть доказательство: я сохранила одну записку, которую вы приказали отнести этой даме. И я знаю достойного человека, обманутого мужа, у которого глаза на лоб полезут, когда он это прочитает!

Такого Ролан Шарваз не ожидал. Потрясенный, он опустил голову и закрыл лицо руками. Кто бы мог подумать, что у служанки хватит ума ввести его в заблуждение, а потом еще и угрожать!

Анни наблюдала за ним, поджав губы. Хозяин уже не выглядел таким самоуверенным, и она наслаждалась победой.

– В отличие от вас, я честная женщина! – продолжала она, все так же размахивая щипцами. – И я не хочу участвовать в ваших шашнях! Бедный господин де Салиньяк! Если бы он только знал, что творится в двух шагах от его дома!

Отвечать нужно было быстро. По опыту Ролан Шарваз знал, что женщин такого сорта проще улестить или разжалобить, и неважно, ложь это будет или правда. И самым смиренным, самым прочувствованным голосом он обратился к своей служанке:

– Ваше возмущение мне понятно, моя славная Анни! Говорят, плоть слаба, и я проверил правдивость этой сентенции на себе. Мне всего тридцать, и, на мое несчастье, у меня пылкий темперамент. Родители настояли, чтобы я поступил в семинарию. Но еще на родине, в Савойе, я успел вкусить плотских удовольствий. У меня была невеста, которая не слишком дорожила своей девственностью. В итоге нас разлучили… Мне было горько, очень горько. Прошло время, я принес обет целомудрия, но присутствие женщины до сих пор меня волнует, и я теряю голову… Думаю, вы способны это понять, Анни! Вы ведь тоже были молоды. Не говорите «нет», прошу!

– Но я-то не блудила с чужими мужьями! – заупрямилась женщина.

Кюре Шарваз невесело улыбнулся и встал. На кону была его репутация, а возможно, и судьба.

– Я знаю, знаю. Вы честная женщина, и у вас есть все основания этим гордиться. Если вы не грешили, что же, я рад за вас. Но мадам де Салиньяк ни на мгновение не оставляла меня в покое. Она преследует меня с того дня, как я перебрался в Сен-Жермен. Так было и с отцом Биссетом. Поэтому-то он и вынужден был уехать.