Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Уверен, мы все хорошо знаем, что в совете есть те, кто будет искать любую возможность, чтобы нарушить наш контроль, и "открытое письмо" Стейнейра великому викарию точно ничего не сделало для укрепления наших позиций, не так ли? Некоторые из наших врагов уже шепчутся, что нынешняя... прискорбная ситуация полностью является результатом наших собственных опрометчивых действий.
- Инквизиция знает, как поступить с любым, кто стремится подорвать авторитет и единство совета викариев перед лицом такой монументальной угрозы душе каждого живого чада Божьего. - Голос Клинтана был холоднее зионской зимы, а фанатизм, который был неотъемлемой частью его сложной, часто противоречивой личности, сверкал в его глазах.
- Я в этом не сомневаюсь, - ответил Тринейр. - Но если до этого дойдет, тогда мы вполне можем обнаружить, что повторяем это... этот раскол внутри самого совета. Заявляю, что любые подобные последствия вряд ли будут в наилучших интересах Церкви или нашей способности бороться с рассматриваемой ересью.
Или о нашем собственном долгосрочном выживании, он очень осторожно не добавил вслух, хотя все его товарищи все равно это услышали.
Одутловатое лицо Клинтана с тяжелым подбородком было подобно каменной стене, но после нескольких напряженных секунд он коротко кивнул.
- Очень хорошо. - Тринейру удалось не показать и следа глубокого облегчения, вызванного неохотным согласием, когда он оглядел три других лица за столом. - Думаю, что у нас есть две отдельные, но взаимосвязанные проблемы. Во-первых, мы должны решить, как Мать-Церковь и совет собираются справиться с этим. - Он снова постучал по пергаментным документам. - И, во-вторых, мы должны решить, какой долгосрочный курс действий Мать-Церковь и совет могут предпринять перед лицом нашего нынешнего военного... затруднения.
Дючейрн не совсем понимал, как ему удалось удержаться от насмешливого фырканья. "Отдельные, но взаимосвязанные проблемы" Тринейра просто оказались самой большой угрозой, с которой Церковь Ожидания Господнего столкнулась за тысячу лет с момента Сотворения мира. Было смешно слушать, как канцлер говорит о них так, будто бы они были не более чем еще двумя в череде незначительных административных решений, которые должна была принять храмовая четверка за последнее десятилетие или около того.
Однако то, что сказал Тринейр, тоже было правдой, и канцлер, вероятно, был единственным из них, кто мог искренне надеяться управлять Клинтаном.
Генеральный казначей протянул руку и придвинул поближе ближайший документ. Конечно, ему не нужно было сверяться с его текстом; многое уже было неизгладимо запечатлено в его памяти, но он провел кончиками пальцев по прикрепленным к нему печатях [откуда на копиях возьмутся печати, которые должны быть только на полученных в одном экземпляре оригиналах?].
При других обстоятельствах это было бы достаточно необычно. Язык был таким же, как тот, который использовался десятки - тысячи - раз прежде, чтобы объявить о кончине одного монарха, герцога или другого феодального магната и принятии его титулов его наследником. К сожалению, в данном случае обстоятельства были далеко не обычными, поскольку монарх, о котором идет речь, Хааралд VII из Чариса, умер не в постели.
И есть одно незначительное отличие между этим документом о наследовании и всеми остальными, - напомнил себе Дючейрн, проводя пальцами по самой большой и богато украшенной печати из всех. Как по закону, так и по древней традиции никакое наследование не было действительным или окончательным, пока оно не было подтверждено Матерью-Церковью, что, как предполагалось, означало совет викариев. Но на этом указе о престолонаследии уже стояла печать Матери-Церкви, и взгляд Дючейрна скользнул ко второму - и, по его мнению, более опасному - указу о престолонаследии.
Ни один из них не мог быть сформулирован более вежливо. Никто не мог указать ни на одно откровенно вызывающее заявление. Однако печать, приложенная к первому распоряжению о престолонаследии, принадлежала архиепископу Чариса, а в глазах Матери-Церкви никакого архиепископа Чариса не было. Эрейк Диннис, занимавший этот пост, был лишен его и в настоящее время ожидает казни за преступления, связанные с государственной изменой, должностными преступлениями и поощрением ереси. Совет викариев еще даже не рассматривал вопрос о его замене, но королевство Чарис явно рассмотрело... как совершенно ясно следовало из второго указа.
Несмотря на всю мягкость формулировок, это было недвусмысленное объявление войны всей Церкви Ожидания Господнего, и на всякий случай, если кто-то не заметил, всегда был третий документ... копия оригинала письма Стейнейра великому викарию Эрику.
Дючейрн был уверен, что мягкость двух указов о наследовании, контраст между их традиционной фразеологией и терминологией и пламенным "письмом" Стейнейра были преднамеренными. Сама их повседневная нормальность не только подчеркивала смертельное осуждение обвинений Стейнейра, но и ясно давала понять, что Чарис намерен продолжать заниматься своими делами, своими собственными проблемами, ни на йоту не уважая желания или приказы Церкви, которым он решил бросить вызов.
Нет, не просто бросить вызов. Именно по этой причине указы о наследовании были написаны так, как они были написаны, и отправлены так, как они были отправлены. Они были доказательством того, что Чарис был готов игнорировать Мать-Церковь, и во многих отношениях это было еще более смертоносно.
Никогда за всю историю Сэйфхолда ни один светский монарх не осмеливался назначить человека по своему собственному выбору главным прелатом своего королевства. Никогда. Такова была официальная позиция совета викариев, хотя Дючейрну было хорошо известно о постоянных слухах о том, что традиции Матери-Церкви не всегда поддерживали такой взгляд на вещи.
Но это была не гипотетическая эпоха, которая могла существовать когда-то, столетия назад. Это было настоящее, и в настоящем это был явно незаконный акт. Тем не менее, на указе о назначении Мейкела Стейнейра архиепископом всего Чариса стояла не просто подпись Кэйлеба Армака, но также подписи и печати каждого члена его королевского совета, спикера палаты общин... и девятнадцати из двадцати трех других епископов королевства Чарис. Те же подписи и печати были прикреплены по отдельности и к "письму" Стейнейра, что было еще более пугающим. Это был акт неповиновения не