Вот «повезло» мне, наткнулся на сообразительного врага… и почему во всех фильмах они такие тупые, что не могут двух мыслей связать, а если и связывают, то неправильно?

– Какой из меня лазутчик? – вполне искренне спросил я.

– Вот и я удивляюсь…

От удара коленом по физиономии я увернуться не смог, даже если бы захотел, поскольку держали меня крепко. Это оказалось больно, кровь из разбитого носа потекла по лицу, на губах я ощутил соленое.

Действительно, сука… вот встретимся мы с тобой в темном переулочке.

– Подумай, стоит ли запираться, – сказал сотник. – Расскажешь все как есть, мы тебя отпустим, честное слово, ну а будешь запираться, так изуродуем и убьем. Не веришь?

– Верю, – прохрипел я. – Вот только я все уже сказал.

На этот раз он ударил сверху, по затылку, и то ли я ослаб башкой, то ли этот тип удачно попал, но сознание я потерял. Очнулся через пару минут от основательных хлопков по щекам, дернулся и осознал, что по-прежнему нахожусь в крепких вражеских руках.

– Поднимите его, – велел сотник, и мне позволили распрямиться: вот она, ненавистная черная рожа. – Подумай еще, у тебя есть время до вечера. Сейчас у меня дела, а на закате я займусь тобой всерьез.

Я промолчал.

Затем меня повели куда-то в сторону, мимо палаток, туда, где из земли торчали несколько толстых столбов. Сначала я не понял, для чего они, но мое невежество оказалось недолгим – меня усадили к одной такой хрени, спиной к ней, и связали руки за вкопанным в землю бревнышком.

– Вот так, сиди, – сказал рыжий предводитель лучников. – И думай, мил человек.

Ага, сейчас, вот только кровь бы с морды утереть и водички попить…

Но озвучивать все эти требования я не стал – надо мной разве что посмеются да еще разок врежут, чтобы не городил ерунды. Подождал, когда мои пленители уберутся прочь, и принялся изучать обстановку… вроде бы никто меня не охраняет, но удрать проблематично, столб слишком высокий, руки с веревкой через него не перекинуть, даже если встанешь.

Перетереть веревку?

Я попытался заглянуть за спину, жалея, что шея у меня не как у жирафа… да, этот канат можно перетереть, если заниматься этим делом примерно месяц без перерывов на сон и еду.

Или все же попробовать встать?

Но едва я поднялся, как выяснилось, что за мной все же наблюдают – от ближайшего костра, вокруг которого сидели бородатые вояки, ко мне двинулся один из них, плечистый, голый по пояс.

– Ты слышь, эта, не рыпайся особо, – сказал он, недружелюбно глядя на меня.

– Да я просто размяться решил, – буркнул я, но поспешно шлепнулся обратно на задницу – и так вся морда разбита, не хватало получить по ней еще и от этого хмыря. – Слушай, а чего делать, если я отлить захочу?

– Так отливай, – он посмотрел на меня непонимающе.

Мда, гуманностью тут даже и не пахнет, зато скоро запахнет чем-то иным.

– Так вонять от меня будет, – сказал я, глядя в тусклые тупые глаза цвета олова. – Сотник вряд ли останется доволен, ведь он собирался меня еще раз допрашивать, без вопросов. Ну а кроме того мухи на смрад налетят, будут жужжать и все такое, неужели вам это надо?

Но тут я перестарался, мозгов у моего собеседника, похоже, вовсе не имелось.

– Сиди смирно, – велел он и убрел обратно, туда, где жарили на костре мясо и гоготали во всю глотку.

Вот зараза, а мне даже попить нечего!

Ну ладно, попробуем чего-нибудь придумать из сидячего положения и для начала осмотримся еще разок. С одной стороны шатры, с другой расположились простые воины, незаметно там проскользнет только невидимка; между мной и дорогой пасутся лошади, и их охраняют, на западе темнеет лес, и по прямой до него всего метров сорок. Но как эти метры преодолеть?

Я выругался, вспомнив родной русский мат, и навалился всем весом на столб – вдруг тот подгнил или закопан плохо? Но бревно толщиной сантиметров в тридцать не скрипнуло, не качнулось – врыли его на совесть, и челюсти жуков-древоточцев не коснулись этого куска дерева.

Попробовать все же перетереть веревку? Ну, раз ничего другого не остается…

И я принялся водить руками вверх-вниз, стараясь разлохматить путы о шершавую кору – не слишком яростно, чтобы не заметили, но в то же время достаточно энергично, чтобы надеяться хоть на какой-то успех.

В одиночестве я оставался недолго – вскоре обвешанные оружием бородачи привели старика в рубахе до колен и привязали его к соседнему столбу, посадив, правда, к нему лицом.

– Ты кто такой, дед? – спросил я, когда недруги ушли. – За что взяли?

– Местные мы, – отозвался старик, глядя на меня с нескрываемым ужасом. – Отказался я… Спросили они, куда внучку дел, успели ее заметить, когда к деревне подъезжали… Она в лес утекла, и вот они хотят, чтобы я сказал, где она прячется… Снасильничают ведь, уроды проклятые.

Он всхлипнул, по морщинистым щекам потекли слезы.

Да, эти ребята под цветастым знаменем вовсе не ангелы, но не уверен, что мои соратники из Проклятой роты ведут себя лучше. Наверняка и грабежом не чураются, и девок по сараям прижимают, и убить кого случая не упустят, просто чтобы рука навык не теряла и меч не ржавел.

Ладно, лясы точить потом будем, на свободе, сейчас надо дело делать… и я вновь задвигал руками. Не знаю, что я сделал с веревкой, но запястья, похоже, ободрал в кровь – вскоре их начало саднить.

Старик плакать перестал, прижался лицом к столбу и, похоже, вообще заснул.

Солнце палило, в сортир мне, к счастью, особо не хотелось, все выходило через пот, но зато жажда все усиливалась. В горле пересохло, язык казался обрубком сухого дерева, который куда не сунешь, все неудобно, хоть в задницу его запихивай.

Внимания на нас никто не обращал, сотник больше не показывался, и вообще лагерь выглядел мертвым. Я все думал, зачем эти ребята вообще тут торчат, но загадка разрешилась ближе к вечеру, когда начали подходить нагруженные телеги в сопровождении верховых.

Все ясно, тут у них что-то вроде фуражирской базы – должны как можно больше награбить в соседних деревнях, а затем двинуться вдогонку остальному войску, ушагавшему на север.

Но если это все фуражиры, то на кой рыжего с его бойцами понесло в лес?

Лягушек они там собирались ловить, что ли? Или удравшую девку искали?

От колес поднялась пыль, от тележного скрипа, воплей и ржания я слегка оглох, зато солнце валилось к горизонту, и стало немножко полегче. Сосед мой, судя по запаху, обделался, и мухи не заставили себя долго ждать – налетели толпой, принялись садиться на лицо, щекотать кожу, вынуждая меня мотать башкой.

Длинный сотник явился в сумерках, причем не один, со свитой из десятка крепышей.

– Это кто? – спросил он, удивленно глядя на старика.