– Часа через два, не раньше, – опередил ее Антон Ильич.

А пока они пили соки, принесенные цыганом, купались в море, мелком и пестром от солнечных лучей, и загорали на берегу, одни на целом пляже. Когда солнце стало припекать, они устроились в тени каменистых скал, под кривым оливковым деревцем с сизыми ветвями, на большом полотенце, которое прихватил с собой Антон Ильич. Юля легла на спину и положила голову ему на колени. Он гладил ее по волосам и блаженствовал. Она смотрела в небо сквозь негустую листву оливы и тоже казалась умиротворенной, хотя порой вдруг вздрагивала от мысли, как там ее родственницы, не потеряли ли ее, справятся ли без нее с массажами и с обедом. Антон Ильич утешал ее, как мог, и отвлекал, заводя разговор на другие темы. На его счастье, у Юли не было при себе ни часиков, ни телефона, и ей не оставалось ничего, кроме как довериться ему.

Здесь все было необычным: и безлюдный пляж, почему-то покинутый всеми, и его неясное пустынное безмолвие, и кривые оливковые деревца, обвеянные древними ветрами, стоящие тут бог знает с каких еще времен, и грек – одна живая душа – непохожий на грека. Невозможно было сказать, глядя вокруг, стоял ли на дворе октябрь или какой другой месяц, было ли здесь слишком жарко или наоборот прохладно для этого времени года, была ли эта Греция или какая иная земля – все казалось странным, удивительным, ни на что не похожим, не таким, каким должно было бы быть. В одиночку тут впору было бы затосковать, но вдвоем было уютно и хорошо.

Цыган не ленился идти к ним через пляж, чтобы принести новые напитки, а через некоторое время, как и договаривались, пригласил их к столу. Душа на пляже не было, и Антон Ильич, достав из сумки большую бутылку минеральной воды, откупорил ее и стал поливать Юле на руки, на плечи, на спину, чтобы смыть морскую соль с ее нежной кожи. Они сели обедать.

Еда была простой. У каждого на тарелке дымилось по целой рыбине, обсыпанной крупной солью. Внутри она оказалась белой и почти без костей. На общей тарелке лежали закуски – мясистые дольки помидоров, перец, оливки, пожаренные баклажаны, зелень. Рядом стояла корзинка с горячими лепешками. Ко всему этому предлагалась бутылка красного вина.

Оттого, что на пляже по-прежнему никто не появлялся и в ресторанчике они тоже сидели совершенно одни, создавалось впечатление, что вся эта поездка готовилась специально. Юля бросала на Антона Ильича подозрительные взгляды и с удивлением смотрела на то, как он уверенно распоряжался за обедом и разговаривал с цыганом, и на то, как тот послушно выполнял все просьбы и как старательно, с необычной для местных греков почтительностью, обслуживал их за столом. Она ни о чем не спрашивала, но в глазах ее читался вопрос. Антон Ильич словно не замечал этого и не подавал виду. Когда цыган принес мороженое, она не выдержала и спросила:

– Ну, признавайся, как ты все это устроил?

Антон Ильич пожал плечами:

– Никак. Это все случайно вышло.

Она расхохоталась.

– Да уж! Так я и поверила!

– Клянусь тебе.

– Ладно. Не хочешь, не говори. В любом случае мне понравилось.

Она потянулась к нему и с благодарностью поцеловала.

– Поужинаем сегодня вдвоем? – решил воспользоваться моментом Антон Ильич.

Договорились поужинать в ресторане, что сразу напротив отеля.

Едва такси остановилось у отеля и Антон Ильич вышел, чтобы открыть дверцу для Юли, как из холла показалась Наталья. Она выбежала к ним, как будто все это время стояла здесь и ждала их приезда. По ее лицу Антон Ильич понял, что что-то случилось. Волосы ее были растрепаны, глаза горели, рот дрожал. Он посмотрел на Юлю и увидел, что лицо ее побледнело. Неужто со старушкой плохо, подумал Антон Ильич? Вот-те на. Не пришлось бы хоронить ее на греческой земле. Ему тут же представилась печальная картина – Наталья и Юля, рыдающие у него на плече, а потом похороны, и связанные с ними суета в отеле, слухи, косые взгляды, разговоры с управляющим и с полицией, подписи, справки, документы… Сердце у него замерло в ожидании плохих новостей.

Наталья подбежала и несколько мгновений произносила что-то нечленораздельное, эмоции захлестывали ее и не давали объясниться спокойно. Она махала руками, из покрасневших глаз ее бежали слезы, но Антон Ильич не мог разобрать ни слова из того, что она говорила, и выхватывал лишь отдельные слова:

– Как так… Я не понимаю… Ты… Я тут… Мне сказали, уехали… Куда… Я ничего уже не понимаю…

Потом он услышал, как заговорила Юля, и тут только до него стало доходить, что ничего, в сущности, не произошло. Наталья накинулась на дочь из-за того, что та уехала без предупреждения.

– Как так можно! Я не понимаю! Ты о матери думаешь?! Я себе места не находила! Весь пляж оббежала! Мне сказали, ты уехала на такси. С мужчиной! С каким мужчиной?! Куда?! У меня чуть сердце не остановилось! Где тебя искать? Кому звонить? Что я бабушке скажу, когда она спросит, где ты?

Она кричала все громче, и все, кто был поблизости, в холле и во дворе отеля, стали оборачиваться на них. Швейцар смотрел из дверей изумленно, у ворот стояли и глазели на них охранники, таксист, что их привез, высунулся из окна, открыл рот и все не уезжал, ожидая, чем все закончится.

– Мама, пойдем, пойдем.

Юля взяла мать под руку и мягко повела за собой. Та не прекращала кричать.

– Пойдем, а то люди смотрят. Мы с тобой дома поговорим. Я тебе все объясню. Пойдем.

Антону Ильичу она показала глазами, чтобы он не вмешивался и шел к себе. Он показал рукой на ресторан, где они решили поужинать, и Юля кивнула, мол, приду, как договорились.

Вечером Антон Ильич сидел за столиком напротив дверей и смотрел на улицу. Он ждал Юлю.

Темнело.

За окном прогуливались туристы. Было их немного, кто-то выбирал себе местечко для ужина, кто-то шел в конец улицы, где работал продуктовый магазинчик. По всему чувствовалось, что сезон здесь подошел к концу. И кафе, и магазинчики почти все уже закрылись до весны, а в тех, что еще работали, людей было так мало, что непонятно было, на что рассчитывали хозяева. В ресторане, который Антон Ильич присмотрел еще в самом начале своего отпуска, тоже было занято всего три столика. Кроме него здесь были пожилые супруги-англичане, кажется, из того же отеля, что и он, да молодое семейство греков с двумя шумными мальчуганами.

Ровно в восемь у ворот отеля показалась Юля. Точна, как всегда, улыбнулся Антон Ильич. И тут же улыбка сошла с его лица, потому что рядом с ней он увидел Наталью. Вместе они перешли улицу и направились к ресторану. Антон Ильич вытянулся как струна. Что это значит? Зачем сюда идет Наталья? Решила проводить дочь и передать ее лично ему в руки? Чтобы больше не волноваться за нее как утром? Или хочет устроить ему разнос и станет выяснять отношения с ним? Этого только не хватало. Антон Ильич почувствовал, что его прошиб пот. Еще свежа была в памяти сцена, которую устроила сегодня Наталья на глазах у всего отеля, и меньше всего ему хотелось, чтобы град криков и обвинений теперь обрушился на него. Он рассчитывал на тихий романтический вечер с Юлей и не был готов к скандалу.