Я быстро зажала уши. Коробко плеснул новую порцию воды в горшок. Все замерли. Тишина.

— Где музыка? — спросил Феликс.

— Евгений, я уже сто раз говорил, что нужно делать. Едва сымитировал пи€сание, немедленно крути педали, — недовольно заметил полковник.

Коробко заработал ногами. С правой и левой стороны от руля выдвинулись столбики. Послышалось шипение.

— Ох, не нравится мне это… — начал Юра, но договорить не успел.

Деликатное «ш-ш-ш-ш» перешло в свист, затем в громкое «у-у-у-у». Я быстро села на пол. Из автомобиля взметнулись два фонтана искр. Коробко свалился с сиденья на пол, Маша живо вскочила и спряталась за диван, Юра метнулся к ней, Феликс сдернул с кресла плед и набросил его мне на голову. Я потеряла возможность наблюдать за происходящим, зато прекрасно все слышала.

— У-у-у-у!

— Красота, — ликовал Дегтярев.

— Офигеть! — что есть мочи орал Гектор.

Край шерстяного одеяла приподнялся, ко мне вползла Афина и прижалась к хозяйке. Потом раздались сопение, вой, переходящий в ультразвук, и я увидела Мафи, которая тоже решила искать у меня защиты.

— Девочки, не бойтесь, — зашептала я, обнимая четвероногих членов семьи, — ни один салют не может длиться вечно! Все закончится быстрее, чем мы когти стрижем.

Не успела я вымолвить эти слова, как раздался неописуемый звук. Я слышала подобный всего лишь раз в жизни, когда Манюня затащила меня в кино на фантастический фильм. В середине показа стадо гоблинов, впав в редкостное озлобление, разорвало волшебный брезент, которым добрые эльфы накрыли замок короля, в момент крушения ткань издавала вот такое «пение». Через секунду в гостиной воцарилась полнейшая тишина. Я приподняла край пледа, выглянула наружу, и тут прямо передо мной на пол шлепнулось нечто, похожее на белый платок.

— Офигеть! — заорал ворон. — Все передохли!

— Что это было? — обморочным голосом осведомилась Маша и задрала голову. — Ой, мамочка!

Я встала и обозрела пейзаж. Евгений, держась за лоб, сидел около горшка-автомобиля. Гектор устроился на журнальном столике, он нервно хлопал крыльями, но при этом быстро клевал с тарелки творожную запеканку, которую не доела Манюня. Черри по-прежнему лежала, засунув голову под буфет. Из-за дивана виднелся хвост Хуча, мопс забыл, что он труп, и кинулся за помощью к Юре, которого обожает и считает самым великим волшебником. Зять на четвереньках выбрался из-за дивана. Феликс стоял за занавеской, под ней были видны тапочки мужа.

Я выдохнула. Гектор, слава Богу, ошибся. Все живы.

— Думаю, понятно, какую великолепную вещь я приобрел, — скороговоркой выпалил полковник, пятясь спиной из комнаты, — она идеальна для приучения новорожденного к унитазу. Памперсы зло! Ребенку понравится и музыка, и фейерверк, он сообразит, что для постоянного прослушивания песни и для салюта нужно использовать детский горшок, начнет безостановочно ходить…

Последние слова толстяк произнес уже под скрип ступенек, он спешил в свою спальню. Меня его быстрое отступление удивило. Как правило, Дегтярев так легко не сдается. Почему он не заставил Коробко продолжить банкет?

— Моя голова, — простонал Евгений, — нижайше прошу прощения, мне надо умыться и проглотить обезболивающее.

Я посмотрела на Машу.

— Ты как?

Манюня судорожно вздохнула.

— В нашем доме останутся или я, или этот горшок на колесах. Мусик, ты кого выбираешь?

— Однозначно тебя, — ответила я, — мы много лет вместе, отлично знаем друг друга, легко можем договориться. А педальное устройство я вижу впервые, и оно мне не особенно понравилось. Интересно, почему Дегтярев удрал?

— Муся, подними голову, — вздохнула Маруся.

— Не надо! — хором воскликнули Феликс и Юра. — Не смотри вверх.

Лучший способ заставить меня что-то сделать — это запретить мне это делать. Я тут же глянула на потолок. Вместо привычного белого он почему-то стал серым.

— Что случилось? — спросила я.

— Из горшка забил фейерверк, — начал объяснять Феликс, — жуткое зрелище! Прямо снопы огня!

— Отлично младенцу подходит, — протянула Манюня, — и песня про развратную парочку в самый раз. Мусик, прости! Жаль потолок, но мы его быстро починим.

— Так что случилось? — недоумевала я.

Юра откашлялся.

— Потолочное покрытие во всех комнатах натяжное. Грубо говоря, небольшой кусок ткани растянули, прикрепили к держателям…

— Когда фейерверк утих, я подумал, что, слава Богу, конец празднику, — признался Маневин.

— И тут обе трубки, из которых искры сыпались, как взлетели вверх, — замахала руками Маша, — как воткнулись в потолок!

— Вот почему раздался треск, как в фильме, где гоблины ткань когтями рвали! — подпрыгнула я.

— Ты смотришь такое кино? — поразился Юра.

— Мусик еще и Смолякову обожает, — тут же напомнила Манюня.

— Я и сам не прочь разгадывать примитивные кроссворды по истории и философии с глупыми вопросами вроде «Имя автора книги «Душа, как понятие нравственной субстанции», — пришел мне на помощь Маневин, — у каждого свой способ расслабляться.

Я показала на кусок ткани на полу.

— Это наш потолок?

— Ага, — в унисон пропели все.

— А почему света нет? Лампы везде потухли? — не успокаивалась я.

— Сейчас загорятся, — пообещал Коробко и ушел, покачиваясь.

У меня не нашлось слов, чтобы продолжать беседу. Стало понятно, почему толстяк спешно ретировался из комнаты. Его подарок в прямом смысле слова был сногсшибательным. Всех сшибло с ног! Меховой конверт, в который надо поместить жарким летом новорожденного, померк на фоне горшка Дегтярева.

Тихо посмеиваясь, я поднялась на второй этаж и вошла в комнату полковника, не закрыв за собой дверь.

— Только не говори то, что собралась, — быстро предупредил меня хозяин спальни.

— Если ты имеешь в виду потолок, то я уже забыла про него, — заверила я.

— Вот! Сразу затеяла глупую беседу, — разозлился Александр Михайлович, — просил же: ни слова про упавшую тряпку.

Я кивнула.

— Я молчу, не спорю.

С лестницы послышался смех, по ступенькам поднимались Маша и Юра.

— Зря мы недооценили горшок, — сказал зять, — это супервещь.

— Точно, — согласилась Маша.

— Вот! — обрадовался полковник. — Умные дети! Они все поняли!

— Если у малышки случится запор, — продолжал зять, — мы сэкономим на лекарствах. Попросим Дегтярева покататься на детском унитазе по комнате. Как бахнет, как жахнет… И добра полный памперс!