я не избавлен: к примеру, то, что тропа, по которой я шел, приведет меня прямехонько к вам с Гархом, явилось для меня полнейшей неожиданностью… видимо, хозяин леса не желал твоей гибели, Гэдж, и дал мне возможность вмешаться.

— Хозяин леса? Кто он такой? Саруман говорил мне, что Фангорн никому не принадлежит.

— Он так и сказал — «никому»? Ну-ка припомни хорошенько… Должно быть, ты просто неправильно его понял.

— Ну… он сказал: «Фангорн может принадлежать только Фангорну» — кажется, так. Разве это не одно и то же?

— Разумеется, нет. Тебе следовало бы относиться к словам учителя с большим вниманием, Гэдж.

— Вы, волшебники, всегда говорите загадками, — проворчал орк: он так и не уразумел, в чём соль гэндальфской шутки (если это была шутка), и никак не мог отделаться от ощущения, что волшебник над ним попросту потешается: уж больно странно, с какой-то подозрительной хитрецой Гэндальф посмеивался в бороду:

— А ты, конечно, хотел бы, чтобы мы говорили отгадками, так? Увы, увы! Вопросов и задач никто не просит — всем подавай готовые ответы, да только ответ без решения, видишь ли, немногого стоит.

Впереди среди деревьев забрезжил слабый просвет, и путники вышли (вернее, их вывела тропа) на небольшую полянку, граничащую с излучиной ручья. Здесь Гэндальф остановился, осмотрелся и, оценив обстановку, признал это уютное местечко вполне пригодным для привала.

— Пойди-ка умойся, — сказал он Гэджу, — а заодно набери хвороста — палого валежника под деревьями, я думаю, найдется более чем достаточно. Только не заходи далеко… а я пока обустроюсь.

После пережитого приключения Гэдж не нуждался в напоминаниях об осторожности. К счастью, сухие сучья действительно имелись на земле в изобилии, и, набрав поблизости от поляны целую охапку, орк поспешил вернуться к волшебнику. Гэндальф тем временем расчистил на земле местечко для очага, обложив его камнями, и, растянув свой плащ на нескольких подходящих для этой цели длинных ветвях, смастерил нечто вроде навеса на случай дождя. Рыхлые серые тучи, к этому времени угрожающе столпившиеся над верхушками леса, и впрямь выглядели мешками, набитыми сырой ватой.

— В чём заключается вся прелесть бродячей жизни, — с усмешкой заметил волшебник, — так это именно в её совершенной непредсказуемости. Ложась спать под чистым, без единого облачка небом, наутро частенько рискуешь проснуться в луже воды и промокшим до нитки.

— Да уж, бывает, — пробормотал орк. — Однажды, когда я немного заплутал в горах, мне пришлось заночевать в каком-то ущелье — так наутро меня чуть не засыпал начавшийся снегопад! Это было в середине лета.

— Гм! Вижу, суровыми лишениями дальних странствий тебя не напугаешь.

— Ну. Вы бы лучше и не пытались…

Они развели костер — маленький, но жадный, поедающий смолистые сосновые сучья с аппетитным похрустыванием. В котелке мирно пыхтела постная просяная каша; Гарх, сложив лапы под грудью, подремывал неподалеку от костра, время от времени сонно подрагивая и дергая головой; над огнем, нанизанные на прутик, неторопливо подрумянивались кусочки ржаного хлеба — темного, душистого, изенгардского. Лес, окружавший поляну, несмотря на сгустившиеся сумерки, уже не казался Гэджу ни враждебным, ни особенно страшным, разве что таинственным и скрытным, как заправский нелюдим, предпочитающий прятать от окружающих лицо под глубоким капюшоном.

— А все-таки, кто он такой, этот «хозяин леса», мастер Гэндальф? Эльф? Или, быть может, тоже волшебник? И как мне его найти, чтобы… поблагодарить?

— Ну, уж об этом тебе совершенно не стоит беспокоиться, Гэдж. Думаю, если захочет, то он сам тебя непременно найдет.

Гэндальф говорил об этом так спокойно и просто, точно речь шла о чем-то глубоко обыденном и привычном, вроде встречи с добрым соседом, и, наверно, так оно и было — для Гэндальфа. «Но я-то — не волшебник», — уныло думал Гэдж, и эта гипотетическая встреча с «хозяином леса» (который являлся существом определенно не обычным) не могла не вызывать у него неприятного холодка в животе. Магия и все, к таковой относящееся, всегда оставалась для Гэджа тайной за семью печатями, несмотря на то, что он вырос в доме волшебника и всю свою (по крайней мере, сознательную) жизнь провел с магом бок о бок. Саруман никогда не казался Гэджу каким-то особенным, высшим существом (из этих, как говорили о нем опасливым полушепотом), и орк не испытывал перед ним ни почтительного трепета, ни благоговения, ни страха. Вероятно, потому, что слишком хорошо его знал; ничуть не менее прочих Саруман был подвержен и голоду, и холоду, и усталости, и перепадам настроения, и недостойным эмоциям, и прочим человеческим слабостям, страстям и порокам; о его причастности к неведомым «тайнам мироустройства» Гэдж имел представление не менее смутное, туманное и неопределенное, чем, к примеру, о некоторых тонкостях мудреного королевского этикета.

Наконец ужин, пыхтящий в котелке, благополучно поспел, и путники подкрепились жидкой, больше смахивающей на похлебку просяной кашей, закусывая варево слегка подгоревшими по краям ржаными сухариками. Покончив с едой, Гэндальф извлек из сумки причудливо искривленный, видимо, найденный где-то в лесу узловатый сучок, очистил его от засохшей земли и прилипших хвоинок, так и этак повертел в руках, словно примериваясь. Достал из кармана на совесть заточенный перочинный нож и, посвистывая сквозь зубы, принялся обстругивать заготовку, вчерне придавая ей нужные, увиденные им внутри пока ещё бесформенного куска дерева очертания. Гэдж смотрел, как ловко и сноровисто сильные пальцы волшебника управляются с ножом, как выползает из-под острого лезвия душистая, завивающаяся спиралью длинная стружка. Руки Гэндальфа были совсем не похожи на изящные и холеные руки Сарумана, руки Гэндальфа казались загрубевшими и обветренными, покрытыми красными «цыпками»; широкие крепкие ладони были как-то по-крестьянски мозолисты, под коротко обрезанными ногтями кое-где виднелись тоненькие черные ободки намертво въевшейся грязи. Это были руки скорее простолюдина и ремесленника, нежели мудреца и волшебника…

— Мастер Гэндальф, — пробормотал Гэдж, — а ведь вы всегда странствуете в одиночку, правда? И ничего не боитесь?

— А чего, по-твоему, я должен бояться, Гэдж?

— Ну, я не знаю… разбойников, например. Волков, драконов…

— Волков бояться — в лес не ходить. Это во-первых.

— А во-вторых?

— А во-вторых, меня почему-то упорно не оставляет ощущение, что ты хочешь напроситься ко мне в попутчики.

Орк смутился.

— Почему «напроситься»? Просто… я подумал, что, возможно, нам с вами и впрямь по пути, мастер Гэндальф.

Волшебник бросил на собеседника быстрый взгляд, полоснул по пальцу оставленным без присмотра ножом и, шепотом ругнувшись, торопливо прижал набегающую кровь краем грязноватого рукава.

— И куда, интересно, ты так рьяно и безоглядно мыслишь направиться? В Серые горы?

Гэдж смотрел в сторону.

— А почему бы и нет? Кто может мне это запретить?