что ж, по крайней мере, он будет у меня под присмотром… в течение этого месяца. Саруман знает, что я пойду в Лориэн по берегу Андуина, так что либо он сам, либо его доверенный человек всегда могут перехватить нас где-нибудь по дороге, неподалеку от эльфийских владений. Иного выхода из этой ситуации я сейчас просто не вижу…

В темноте едва слышно хрустнул сухой сучок.

— Мастер Гэндальф! — Гэдж стоял чуть поодаль, в полумраке, и красноватый свет костра мягко обтекал его плотную, крепко сбитую коренастую фигуру. — Вы… Я… — голос его дрогнул. — Зачем? Думаете, я без вас пропаду? И ни на грош не способен сам о себе позаботиться, да?

— Гэдж! — Гарх возмущенно подпрыгнул от неожиданности. — Какого лешего? Саруман не удосужился разъяснить тебе, что подслушивать нехорошо?

— Я и не подслушивал, — возразил орк, — я просто… не спал. Может быть, мне, по-твоему, следовало заткнуть уши?

— В иных случаях не мешает и заткнуть, — проворчал ворон.

Гэндальф, пощипывая бороду, невозмутимо поглядывал на них.

— Ну будет вам, будет… Интересно, что тебе опять не по нраву? — спросил он у Гэджа. — Вдвоем странствовать всегда надежнее и безопаснее, нежели в одиночку, ты, кажется, сам час назад пытался мне это довольно невнятно растолковать.

Орк стиснул зубы.

— Но вы тоже считаете, будто со мной нужно нянчиться и все время держать меня «под присмотром»!

Волшебник вздохнул.

— Ты пока ничем не доказал мне обратного, Гэдж. И ты не сможешь выйти из Фангорна без меня, а возвращаться в Изенгард мне сейчас неохота, да уже и не с руки… так что придется тебе, дружище, покамест терпеть мое унылое общество, хочешь ты этого или нет. И, как бы там ни было, но Саруману или его посланнику я должен передать тебя целым и невредимым, раз уж… меня вновь угораздило тебя спасти и взвалить на себя такую ответственность.

Гэдж молчал, изучая взглядом носки своих сапог, судорожно глотая обиду, горечь и негодование, комом вставшие поперек горла. Как-то не так он себе это представлял… Ну, конечно! Не спутником Гэндальф его полагает, не партнером, не равным себе, а — так… сущим неразумным младенцем. Или, паче того — обыкновенной бессловесной посылкой, которую следует благополучно доставить по адресу и «передать» Саруману! Ну да, разумеется… ничего удивительного. Ведь бесстрашным и бывалым воином Гэдж себя перед магом и впрямь не показал… да и нелепо было не признавать очевидную истину: через проклятый колдовской Фангорн ему в одиночку, без волшебника, и в самом деле не пройти, об этом даже думать сейчас глупо, не то что с этим спорить…

Но лес не бесконечен. За границей Фангорна перед Гэджем откроются новые, совсем иные просторы. А вместе с ними — наверняка и новые возможности, о которых Гэндальфу знать вовсе не обязательно…

Но волшебник как будто прочитал его мысли:

— Увы, мой юный друг. Боюсь, ты на самом деле довольно плохо представляешь себе, во что хочешь ввязаться.

— Да не стану я вам обузой, мастер Гэндальф, не бойтесь. — Гэдж рывком поднял голову. — Я сам умею и стряпать, и костер разводить, и находить всякие съедобные грибы-ягоды, и… и постоять за себя, если вдруг потребуется…

Волшебник устало поморщился.

— Я не это имел в виду. Просто иной раз всякие малоприятные неожиданности, Гэдж, могут подстерегать нас не только снаружи, в окружающем мире, но и… внутри нас самих. Знаешь что, — в глазах его вновь что-то лукаво блеснуло, — раз уж нам предстоит провести в обществе друг друга не один день, предлагаю сразу выложить о себе всё начистоту, предъявить во всеуслышание все свои изъяны и недостатки, дабы впоследствии избежать взаимного непонимания. Во-первых, я должен тебя предупредить — я все-таки привык странствовать в одиночестве, и потому порой могу быть угрюмым, замкнутым и довольно-таки нелюдимым медведем. Во-вторых, я не терплю глупых расспросов. В-третьих, я частенько раздражаюсь по пустякам, могу быть мрачным и твердолобым, да и в целом характер у меня далеко не сахарный. В-четвертых, я… ну, в общем, некоторые утверждают, что шуток я не понимаю и шутить не умею, и вообще понятие о смешном и не-смешном у меня довольно своеобразное. В-пятых… ладно, хватит с тебя, пожалуй. Лучше скажи, чем ты можешь меня порадовать, мой дорогой.

— Я ленивый и упрямый, — поразмыслив, пробурчал Гэдж. — Немного, как говорит Гарх, не от мира сего. Иногда витаю в облаках… Ну и вообще временами могу вести себя как дурак.

— Ну уж этого, боюсь, любому трудно избежать, дружище.

Волшебник смотрел на орка, чуть посмеиваясь, и в голове Гэджа невольно мелькнула мысль: странный он все-таки, этот Гэндальф… Вроде простой и понятный, как полено, и тем не менее есть в нем что-то этакое загадочное, словно потаённое ядрышко под крепкой неказистой скорлупой… нет, не так — словно диковинный «чудик» из шкатулки с секретом: никогда не угадаешь, как и в какой неожиданный момент он выпрыгнет наружу… Впрочем, волшебники — они все такие. Причастные.

— Ну ладно, значит, решено — ты идешь со мной… до поры до времени. — Маг решительно хлопнул ладонью по колену — словно поставил в разговоре последнюю точку. — Теперь насчет письма… я напишу его завтра на рассвете. Да и тебе, Гэдж, я думаю, не мешало бы черкнуть своему учителю пару строк.

— Зачем? Наверно, вы и без меня все очень хорошо ему растолкуете, мастер Гэндальф.

— И все же, я полагаю, он будет рад получить весточку именно от тебя… Верно, Гарх?

— Пишите, пишите, — сердито пробурчал ворон. — Только на меня и мои крылышки не рассчитывайте. Староват я стал для того, чтобы таскать почту в Гондор, уж не обессудьте.

— О Гондоре пока речи нет. Отнесешь послание в Изенгард, Бальдору, а уж он сам отправит в Минас-Тирит гонца или почтового голубя — в общем, что сочтет более надежным. Пусть Саруман пришлет мне ответ в… м-м… ну, скажем, трактир «Рыжий бык» в Делле — есть такой городок в Истемнете, на берегу реки Лимлайт… Полагаю, мы с Гэджем окажемся там аккурат через пару недель. Запомнил? Ничего не перепутаешь, я надеюсь? Ну, вот и ладненько…

9. Фангорн

Лесная тропа была покрыта толстым слоем песка, из которого торчали, будто осиные жала, порыжелые опавшие хвоинки. Иногда её пересекали узловатые корни деревьев, иногда — муравьиные стёжки, иной раз она была прямой и удобной, а порой начинала позволять себе какие-то неожиданные вольности, водила путников зигзагами и кругами, внезапно обрывалась где-нибудь на болотистой проплешине, или упиралась в речушку, или заканчивалась в дремучих дебрях колючих безымянных