«Дочку, Маринку, редко буду видеть, – думал тогда Дмитрий, играя с дочкой, – вот что плохо. Отца бы не забыла».

Дочку свою Дмитрий любил больше всего на свете. Это был его единственный ребенок и то, что дочь будет расти почти без отца, угнетало его больше всего остального. Перебравшись в Астану, Дмитрий звонил дочери при любой возможности, писал смски, общался с ней в социальных сетях, где только ради этого завел аккаунт. Общался с дочкой больше, чем с женой, чем иногда расстраивал последнюю. Но Ира ревновала конечно не к дочери, а к тому, что могло быть там, в далекой Астане – к тем женщинам, что окружали ее Диму. Она понимала одно – эти женщины были. И не важно, кто именно – коллеги по работе, случайные знакомые или просто проститутки. Не важно для нее это было. А важно лишь то, что они – были. Но что оставалось ей делать – только смириться. Такова судьба супругов, живущих отдельно. Но это было давно и приходилось терпеть. А сейчас дочь выросла и училась на втором курсе института. Сейчас они жили вдвоем с Дмитрием как очень близкие друзья, как родные люди. Ведь на днях их браку исполнилось тридцать лет, и Ира надеялась, что скоро будет воспитывать с Димой внуков. Ей хотелось переехать за город, посадить сад и наконец-то отдохнуть от всего, что было в этой непростой жизни. Где-то внутри она даже радовалась тому, что у Дмитрия нет работы. Тихо надеялась, что уже скоро пенсия, а за ней и отдых, понимая в то же время, что мужу нелегко.

– Так как же? Куда нам ехать-то сейчас? Ведь внуки скоро…, – аккуратно сказала она, боясь расстроить мужа. Таким счастливым она не видела его уже очень давно и сейчас радовалась, что муж наконец-то улыбается. Ведь глубоко внутри она любила своего Диму.

– А что? Маринка уж скоро замуж!

– Ну вот именно, замуж. А там уже и внуки не за горами!

– Погоди ты! Будут внуки – будем думать. А сейчас-то чего? – не соглашался с ней Дмитрий.

– А ты уже подписал с ними что-нибудь?

– Нет еще, но это формальность. Помнишь Айтугана?

– Да.

– Так вот, он президентом стал, свой человек. Мне первому позвонил.

– Да, Айтуган хороший человек…, – произнесла Ира тихо, с трудом сдерживая слезы.

– Да, отличный мужик!

– Дима, я прошу тебя – давай не поедем! У меня предчувствие плохое. Прошу тебя!

Дмитрий вдруг сел на стул, весь осунулся, словно услышал что-то неожиданно плохое и еле выдавил:

– Ты это серьезно сейчас сказала?

– Я просто хочу сказать…

Но Дмитрий не дал ей договорить.

– Нет, ты и правда серьезно?

– Да, серьезно. Я тебя двенадцать лет толком не видела, терпела все это. А сейчас опять?

– Что опять?

– Что опять?! Будто ты не знаешь, что опять. Не нужно нам это!

Дмитрий приподнялся со стула и стал подходить к жене. Та сделала шаг назад, не ожидая ничего хорошего.

– Я два года без работы! Два года! Понимаешь!? Ты это-то понимаешь хоть? – он сжал руку в кулак и потряс перед своим носом.

– Да, я понимаю. Это важно, но жена, семья – все это важнее! Намного!

– А я что, ухожу? Мы вместе поедем!

– Нет, – отрезала Марина и опустила в пол глаза. На миг в кухне воцарилась тишина.

– Что? – начал Дмитрий.

– Нет, я никуда не поеду!

– В смысле? – Дмитрий стал белее стены.

– В прямом! Хватит! У меня тут друзья, работа. Дача в конце-то концов. А там что?

– Там тоже все это будет! Меня там все знают!

– Знают? Все тебя знают? Только о себе и думаешь, – жена ухмыльнулась и злобно посмотрела на Дмитрия.

– Да, знают, – тот немного стушевался.

– Вот и езжай туда, где все тебя знают. Один! Без меня!

Дмитрий схватился за голову обеими руками, нелепо скривил рот и закричал:

– Дура! Ты что, совсем дура? Ты все опять испортить хочешь!

Он схватил ложку и ударил ею об стол изо всех сил. На кухне раздался звонкий неприятный звук. Ира испугалась и прижалась к стене.

– Господи, да что же это происходит? – зарыдала жена, вышла в коридор и одела куртку.

– Ты куда?! – крикнул ей вслед Дмитрий, – не смей уходить!

Она ничего не ответила. Через мгновение Дмитрий услышал, как хлопнула входная дверь. От напряжения у него сдавило виски. Сильно хотелось чего-нибудь выпить. Он открыл бар, плеснул себе виски в стакан и выпил одним махом. Стало легче.

Дмитрий неспеша собрал свои вещи, захватил фотографию дочери и вызвал такси. Через час он был в Шереметьево. Вечером – приземлился в Астане.

На свете много красивых городов – Астана, бесспорно, один из них. Высокие современные здания занимают лишь центр города, оставляя место для старых строений, расположившихся на окраине. Сам город немноголюден и, гуляя по нему зимой, редко встретишь на улице человека. И это, заметьте, столица! Есть в Астане какой-то свой, характерный лишь для нее стиль. Есть в ней какая-то новизна и свежесть, порождающие надежду на новую жизнь, надежду на счастье. Вы приезжаете туда, смотрите на всю эту новизну и думаете – не все еще закончено, не все еще потеряно, а может быть все только тут и начинается.

Об этой самой новой жизни и думал Дмитрий, приземлившись в аэропорту Астаны. По стеклам иллюминатора бил дождь, на улице уже стемнело, на небе появилась ярко-белая луна. От этого в самолете становилось уютно и не хотелось на улицу. Рядом с Дмитрием сидела полная женщина в красной блузке, с большим бюстом. Весь полет он смотрел почему-то на этот самый бюст и представлял его в разных обличиях – иногда это были горбы верблюда, иногда уши Мики-Мауса, а иногда две горы какого-то тибетского хребта, который Дмитрий видел по телевизору. Бюст помогал ему отвлечься от грустных мыслей и по-своему развлекал его. Он то представлял бюст крошечным, а женщину плоской, то вдруг ему казалось, что бюст надулся словно огромный шар и заполнил весь салон самолета. Несколько раз Дмитрий улыбнулся и вспомнил, как в первый раз увидел Иру – голую. Улыбка проскользнула на его лице быстро, незаметно и он вдруг подумал:

«А ведь и у Иры тоже большой бюст. А главное – красивый». В этот момент он почувствовал, как самолет коснулся земли, приземлившись в Астане: между ним и Ириной снова было несколько тысяч километров. А в их отношениях – новая пропасть, не поддающаяся никаким измерениям. И кто знает, смогут ли они ее теперь преодолеть.

К самолету подъехал трап и пассажиров пригласили к выходу.

«Противно все, – промелькнуло у него в голове, как только он вышел на улицу, – что на душе, что на улице. Все одно! Гадко и пусто!»

От последней мысли сдавило грудь и стало тяжело дышать. В горле запершило. Дмитрий почувствовал обиду с новой силой и ему казалось, что вот еще чуть и он заплачет. Прямо перед всеми, как маленький ребенок плачет перед взрослыми. Потом он подумал, что это глупо и несерьезно. Но на смену этим мыслям пришли другие: