— А я-то делал ставку на этого паренька из Техаса. Мне казалось, что ты оценишь его простодушную преданность. Что тебя так зацепило в Дэвиде? Всего лишь то, что он такой красавчик? Как же мало вам надо…

Он процедил это с презрением, и я подумала, что действительно заслужила его. Своей беспробудной глупостью. Своей болтливостью. Своим неумением возненавидеть Дэвида даже сейчас.

— Прошу!

Том уже взял себя в руки и сделал галантный жест, пропуская меня вперед. Пристроившись сзади, он ворковал, пока мы поднимались по лестнице:

— А как все хорошо у нас начиналось! Любимое папочкино место, уединение на фоне природы… Идиллия да и только. Пастораль. Почему ты не рассказала мне тогда, где прячешь свою главную тайну? И не болело бы сейчас так, как болит. Ведь болит?

— Что ты об этом знаешь!

Это были мои первые слова после крушения мира, и я пожалела, что произнесла их. От подступивших слез у меня засаднило в горле так, что захотелось завопить, зарыдать в голос. Но наш дом был не настолько велик, Дэвид услышал бы… Ему не нужно было знать, каково мне сейчас. Я должна была загнать свое горе внутрь до того момента, когда останусь в доме одна.

— Я знаю, — негромко отозвался Том. — Хотя тебе, наверное, трудно поверить, что во мне есть что-то человеческое. Но я позволю тебе кое-что узнать о себе… Это будет компенсацией за доставленные тебе страдания. Может, тебе скорее полегчает, если ты будешь вспоминать, что я тоже достаточно настрадался из-за твоего отца.

Я резко обернулась:

— Неправда! Он никому не причинял зла. Он был очень добрым человеком.

Том согласно вскинул руки:

— Не спорю. Я имел в виду, что он косвенно был причастен к этим моим страданиям, — он снова ухмыльнулся, потом усмешка ушла куда-то вбок. — Видишь ли… Джун… Она ведь…

Я догадалась:

— Не сестра тебе? Но ведь вы похожи! Я сразу подумала, что ты кого-то мне напоминаешь. Господи, почему же я не догадалась…

Но он возразил:

— Нет, она мне сестра. Только сводная. Значит, не совсем родная. Только по отцу. Мы и познакомились-то не так давно. И я не могу любить ее, как родную.

— Это же кровосмешение!

— И не любить тоже не могу…

— Очень трогательно, — буркнула я. — Может, всплакнем друг у друга на плече?

— Не стоит, — отозвался он сухо.

Неужели надеялся, что я проникнусь сочувствием к нему? В эти минуты он и впрямь показался мне простодушным парнем из Техаса.

Том ввел меня в комнату, где ждала Джун. И я сразу увидела валявшуюся на полу разоренную кормушку, в которой больше не было письма. Дэвид держал его в вытянутой руке, словно боялся, что на него брызнет кислотой. На лице у него застыло какое-то брезгливое выражение.

Даже Том удивился:

— Быстро ты!

Джун нетерпеливо заглянула Дэвиду через плечо:

— Ну? Это то самое?

— Судя по всему… Но его должна проверить какая-нибудь экспертиза.

— Это уж точно.

Забыв обо мне, Том занялся изучением письма:

— Почерк, вроде, похож… Я видел снимки других писем Ван Гога.

Джун насмешливо уточнила:

— Готовился, я смотрю.

Искоса глянув на меня (поверенную в его душевных делах!), Том коротко отозвался:

— А как же.

Она перехватила его взгляд:

— Вы уже посвятили Эшли?

Том спросил с явным вызовом:

— Почему бы и нет? Она не представляет опасности. Ей, кстати, и доказать-то нечем, что у нее было это письмо. Только ее отец и знал об этом. И почему самые необходимые люди уходят так рано?

— Как ты прав, Том, — отвернувшись от Дэвида, отозвалась она сухо. — Самые необходимые всегда уходят рано. Единственные.

— А, ты о Джеффри? — сообразил он. — Извини, Джун. Я как-то подзабыл, что могу задеть и твои чувства. Так он был для тебя единственным?

Она добавила, удивив меня:

— И остается.

Я встретилась с взглядом Тома, и он сказал, опять обращаясь ко мне:

— Твой старик и вправду был замечательным писателем. Я нисколько не лукавил, Эшли, я — его поклонник. На самом деле, я и те три книги его тоже читал. Это я соврал.

Я отвернулась. Мне было тошно поддерживать этот абсурдный разговор.

— Дай-ка посмотреть, Дэвид, — забрав письмо, Джун, разглядывая, отошла с ним к окну.

Будто бы не обращая на нее внимания, Том весело сказал, поддев ногой разбитую кормушку:

— Вот только талант был довольно однобоким у твоего единственного.

Джун подняла голову:

— Это еще что значит?

— А то и значит, что писал-то он здорово, а ездить с подрезанными тормозами не умел.

— Что?! — закричали мы с Джун одновременно.

Том всплеснул руками:

— Какое единение! Наконец-то мачеха и падчерица слились в…

Не дав договорить, я бросилась к нему, испытывая одно лишь желание: разбить в кровь эту ухмыляющуюся физиономию, вцепиться обеими руками в шею и душить его, душить до тех пор…

Том отшвырнул меня одним ударом, и я укатилась Джун под ноги.

— Не смей ее трогать! — выкрикнул Дэвид. — Мы договаривались: она не пострадает!

Подскочив, он попытался помочь мне подняться, но я оттолкнула его руку. И опять едва удержалась, чтобы не зареветь в голос. Не только из-за отца, но и из-за того, что Дэвид продолжал делать вид, будто ему не безразлично, что со мной происходит. Как он мог так поступить со мной?! Так обмануть меня… Ради каких-то паршивых денег…

Потоптавшись рядом, Дэвид виновато вздохнул, отошел к двери, словно уже собрался уходить, и оперся на нее спиной.

Том спокойно пояснил:

— Это была самозащита. Ты же видел, как она на меня набросилась. Задушить могла.

Над моей головой Джун проговорила:

— Так это твоих рук дело?

Голос у нее звенел от ненависти. Даже со мной она никогда так не разговаривала.

Том театрально раскланялся:

— Признаю, госпожа судья! Виновен, виновен! И в том, и в этом. Все беру на себя. Тем более, ничего мне за это не будет! Ты ведь не сдашь меня, детка?

— Не сдам, — согласилась она.

Я попыталась подняться, чтобы не валяться у нее в ногах. Тем более, Том, кажется, больше не угрожал мне. Но Джун резко толкнула меня ногой:

— Лежать!

Дэвид вдруг выпрямился:

— Ого!

— Ты что, детка?! — испуганно выкрикнул Том.