Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приданое?
— Да. Сколько?
— Но ты хоть знала, что он такой старый? — шепотом спрашивала Дездемона внизу, осматривая печь.
— По крайней мере, он не приходится мне родным братом.
— Тихо ты!
— Я не получал никакого приданого, — ответил Левти. — Мы познакомились на пароходе.
— Бесприданница? — Зизмо замер и изумленно уставился на Левти. — Зачем же ты на ней женился?
— Мы полюбили друг друга, — ответил Левти. Он никогда еще не произносил этих слов перед посторонним человеком, и его одновременно охватило ощущение счастья и страха.
— Никогда не надо жениться, если тебе за это не платят, — сказал Зизмо. — Именно поэтому я так долго ждал, когда мне предложат достойную цену. — Он подмигнул Левти.
— Лина говорила, что у вас теперь есть свой бизнес, — с внезапным интересом заметил Левти, следуя за Зизмо в ванную комнату. — И что это за бизнес?
— У меня? Я занимаюсь импортом.
— Ни малейшего представления, — отвечала Сурмелина на кухне. — Занимается импортом. Единственное, что я знаю, что он приносит домой деньги.
— Но как же можно было выйти замуж за человека, о котором ты ничего не знаешь?
— Я готова была выйти замуж за калеку, Дез, только чтобы вырваться на волю.
— У меня в этом есть некоторый опыт, — говорил Левти, осматривая водопроводную систему. — Я занимался этим в Бурсе. Шелководство.
— Ваша доля арендной платы будет составлять двадцать долларов, — не обратив внимания на намек, сообщил Зизмо и, вытащив затычку, выпустил из ванны воду.
— Насколько мне известно, чем старше муж, тем лучше, — продолжала Лина внизу, открывая кладовку. — Молодой муж не оставлял бы меня в покое. Это было бы очень тяжело.
— Как тебе не стыдно, Лина! — Но Дездемона уже не могла сдержать смех. Она была очень рада тому, что снова видит свою кузину, которая казалась ей напоминанием о родине. А вид темной кладовки, забитой фигами, миндалем, грецкими орехами, халвой и сушеными абрикосами, еще больше улучшил ее настроение.
— Но где же я возьму такие деньги? — наконец вырвалось у Левти, когда они спускались вниз. — У меня ничего не осталось. Куда я смогу устроиться работать?
— Это не проблема, — махнул рукой Зизмо. — Я поговорю с людьми. — Они снова пересекли залу. Зизмо остановился и с важным видом посмотрел вниз. — Ты еще не похвалил мой ковер из шкуры зебры.
— Очень мило.
— Я его привез из Африки. Сам подстрелил.
— Вы были в Африке?
— Где я только не был!
Как и положено супругам, они поселились в одной комнате, которая располагалась прямо над спальней Зизмо и Лины, и первые несколько ночей моя бабка вылезала из кровати и приникала ухом к полу.
— Ничего. Я же говорила тебе.
— Иди обратно, — подшучивал над ней Левти. — Это их личное дело.
— Какое дело? Я же тебе говорила — нет у них никаких дел.
Меж тем внизу Зизмо высказывал свои соображения о новых постояльцах:
— Какая романтика! Знакомится с девицей на пароходе и тут же женится на ней. Без приданого.
— Некоторые женятся по любви.
— Брак существует для ведения домашнего хозяйства и для рождения детей. И кстати…
— Пожалуйста, Джимми, только не сегодня.
— А когда? Мы уже пять лет женаты, а детей так и нет. То ты плохо себя чувствуешь, то ты устала, то одно, то другое. Ты принимаешь касторовое масло?
— Да.
— А магнезию?
— Да.
— Очень хорошо. Надо уменьшать количество желчи. Если у матери слишком много желчи, ребенок будет расти хилым и не будет слушаться родителей.
— Спокойной ночи, милый.
— Спокойной ночи, милая.
Не прошло и недели, как все загадки относительно Лининого замужества разрешились сами собой. В силу возраста Джимми Зизмо обращался со своей женой как с дочерью. Он постоянно указывал ей, что она может делать, а что нет, критиковал цены и глубину вырезов ее нарядов, напоминал ей, когда ложиться, когда вставать, когда говорить и когда молчать. Он отказывался выдавать ей ключи от машины, пока она не покрывала его поцелуями и ласками. Познания в области питания подвигли его на то, чтобы с медицинской дотошностью регистрировать периодичность ее месячных, а один из самых крупных скандалов разразился после того, как он попытался допросить Лину о качестве ее стула. Что касается сексуальных отношений, то они возникали между ними чрезвычайно редко. Уже пять месяцев Лина жаловалась на вымышленные недомогания, предпочитая травяные лекарства своего мужа его любовным ласкам. Зизмо в свою очередь был сторонником каких-то смутных йогических представлений о пользе удерживания семени, а потому смиренно ждал выздоровления жены. В доме царило половое разделение, как в стародавние времена, — мужчины в зале, женщины — на кухне. Это были две независимые сферы жизни со своими заботами и обязанностями, и, как сказали бы биологи эволюционисты, даже со своими собственными формами мышления. Левти и Дездемоне, привыкшим жить в своем собственном доме, приходилось привыкать к привычкам своих новых хозяев. К тому же моему деду нужна была работа.
В те дни можно было устроиться на работу в массу автомобильных компаний: в «Чалмерс», «Метцгер», «Браш», «Колумбию» и «Фландрию». Кроме того существовали «Хапп», «Пейдж», «Гудзон», «Крит», «Саксония», «Либерти», «Риккенбаккер» и «Додж». Однако у Джимми Зизмо были связи в «Форде».
— Я снабженец, — объяснил он.
— А что ты поставляешь?
— Разное топливо.
Они сидели в «паккарде», вибрировавшем на своих тонких шинах. Сгущался легкий туман, и Левти, сощурившись, смотрел через запотевшее стекло. По мере того как они приближались к Мичиган-авеню, он все яснее различал маячившее вдалеке здание, напоминавшее своими многочисленными трубами огромный церковный орган.
Кроме того, он начал ощущать запах, тот самый, который, поднимаясь вверх по течению реки, через много лет преследовал меня повсюду. Нос моего деда, с такой же горбинкой, как у меня, уже учуял его. Ноздри его затрепетали, и он вдохнул его полной грудью. Сначала он показался ему знакомым — смесь органической вони тухлых яиц и навоза. Но уже через несколько секунд в нем возобладали химические компоненты, и он закрыл нос платком.
— Не волнуйся, — рассмеялся Зизмо. — Привыкнешь.
— Никогда.
— Ты знаешь, в чем заключается секрет?
— В чем?
— В том, чтобы не дышать.
Когда они подъехали к заводу, Зизмо повел Левти в департамент человеческих ресурсов.
— Сколько времени он живет в Детройте? — осведомился менеджер.
— Полгода.