Биртан сидел, опустив голову и обхватив щеки руками, словно они у него горели. Когда отец замолчал, он повернулся к Ирине. Та, сгорая от стыда, закрыла глаза. Наконец-то весы, качающиеся в ее сознании с тех самых пор, как она встретила Джаида и Биртана, остановились, стрелка замерла ровно в середине: вот теперь она поняла, что сделать выбор просто невозможно, что ей нужны, оказывается, оба!

– Ира… А что ты скажешь? – Биртан с трудом говорил. – Не молчи! Я не стану тебя никогда и ни в чем упрекать… тем более что отец во многом прав. Но только не в том, что касается наших с тобой отношений, а в том, что у меня карьера в самом начале и что я на самом деле нахожусь в зависимости от отца, живу на его деньги… Вот только я никогда не знал, что когда-нибудь он упрекнет меня в этом.

Ирина посмотрела сначала на Джаида, потом на Биртана.

– Я должна подумать, – сказала она и вдруг испытала по отношению к себе такую жалость – вся ее жизнь развернулась перед ней, как потрепанное, рваное и побитое молью выцветшее полотно, на котором не осталось ни одной целой нитки, ни одного сочного узора, – и она разрыдалась. Несмотря на свою молодость, она почувствовала себя старой, циничной и опустошенной, а еще – корыстной, порочной и лживой. А любовь Биртана показалась ей чистой, искренней, полнокровной. И только холодный рассудок Джаида, его понимание ситуации и, возможно, его жизненный опыт и огромное желание создать семью легли на чашу покачнувшихся весов и вновь привели их в равновесие.

– Хорошо, оставим пока этот разговор… И пусть все пока останется как есть, – с болью в голосе произнес Джаид, и за этим подразумевалось прежнее положение, при котором Ирина и Биртан пока еще были вместе.

– Может, мне уехать? – Ирина посмотрела на Джаида, и он понял, что теперь ей будет нелегко оставаться в этом доме даже в качестве гостьи.

– Но ты же только что приехала! – Биртан сделал движение, чтобы обнять ее, он словно хотел схватить ее и держать в своих руках, как принадлежавшую ему по праву вещь.

– Джаид, вам не стоило начинать этот разговор, – произнесла она неожиданно громко.

Джаид махнул рукой и снова принялся за еду.

– Я сделал так, как посчитал нужным. А вы, оба, думайте. И ты, Ирина, тоже думай. Тебе выбирать.

Вошла Наргихан с блюдом дымящегося мяса, и разговор за столом прекратился.

Она дремала на диване в комнате для гостей перед включенным телевизором, когда вошел Биртан и сказал, что отец уехал по делам в Анталию, они в доме одни. Но вместо того чтобы обрадоваться, воспользоваться моментом и побыть с Биртаном, который, как она знала, изнемогал от желания, ей захотелось одиночества. Одна мысль, что они с Биртаном, оставшись одни, как преступники или дети, оказавшиеся без надзора старших, займутся чем-то постыдным, недозволенным, вызывала в ней протест. И когда Биртан обнял ее и принялся раздевать, она замотала головой, сказала, что неважно себя чувствует и что все это – последствие разговора.

Биртан же, продолжая снимать с нее одежду, упрямо заявил, что она не должна стесняться любить его в этом доме лишь потому, что его отец влюблен в нее.

– Ведь ты же любишь только меня? – Он заглянул ей в глаза и, не дав ответить, закрыл ей рот поцелуем.

Она любила его, любила его отца и совершенно не любила себя.

– Я хочу, чтобы все оставалось как есть, – сказала она. – Я не тороплю тебя. Твой отец сказал, что ты не готов к браку, а мне кажется, что и я тоже не готова. Что я не успела еще отойти от своего замужества, как вдруг мне снова предстоит то же самое. Я понимаю, конечно, что все это звучит ужасно, ты не похож на Николая, но мне казалось, что должно пройти какое-то время, чтобы я разобралась даже не в своих чувствах, а в самой себе. И смогу ли я стать тебе хорошей женой? Ты пойми, мое отношение к мужчинам изменилось в целом.

Но он не слушал ее.

Он вышел из ее комнаты спустя два часа, счастливо-сытый, сказал, что хочет встретиться со своим другом, который обещал показать ему продающийся в районе Бейолу дом, спросил, не обидится ли она, если он оставит ее одну до вечера. Ирина, натянув на себя одеяло и свернувшись под ним, расслабленная, утомленная и пресыщенная, спросила, где Наргихан, не слышала ли она, чем они занимались в комнате, не доложит ли хозяину.

– Наргихан давно ушла домой, нас никто не слышал. Спи.

И он, нежно поцеловав ее на прощание, ушел.

Ну, вот и все. Теперь она в доме одна, и никто не сможет ей помешать осмотреть дом. А вдруг дед Райко на самом деле спрятал здесь золотые монеты Османской империи?

Она еще несколько минут полежала, разнеженная, в постели, потягиваясь и постанывая от охватившей ее истомы, после чего заставила себя подняться, оделась и вышла из комнаты.

– Когда я вернулся из Анталии, Ирины в доме уже не было. Биртан сказал, что она уехала домой.

– Что, одна? Она уже больше не боялась ездить по Турции без Биртана? – спросила Женя Джаида.

Было почти утро, а они продолжали говорить об Ирине. За окном голубел сад, деревья казались синими, с фиолетовыми тенями.

– Между Болгарией и Турцией постоянно курсируют частные машины, это очень удобно, особенно если учесть, что стоимость такой поездки практически не отличается от автобусного билета.

– Я не поняла, кого же она выбрала: вас или Биртана?

– Я так думаю, что она к тому времени и сама окончательно запуталась в своих чувствах. Понимаете, Женя, в ней, с одной стороны, говорила мечтательная и чувственная, юная, но искушенная женщина, которую тянуло к молодому и страстному любовнику, а с другой стороны, она очень боялась потерять его, и этот страх потери и сознание того, что ее счастье может оказаться временным праздником, который должен непременно закончиться, отравляли их бурный роман. И я понимал это. Возможно, именно это-то обстоятельство и давало мне силы и надежду на то, что Ирина все же выберет меня, человека более надежного и обеспеченного.

– Джаид, вы уклоняетесь от конкретного ответа, и я прихожу к выводу, что вы в силу определенных причин не можете сказать мне правду. Моя сестра, Ира, любила вас обоих – вас и вашего сына, Биртана. Быть может, в этом все дело?

Джаид промолчал. Он смотрел в окно, на бледное розоватое небо, и вспоминал, вероятно, свою любовь к Ирине. Во всяком случае, его лицо светилось невероятной нежностью и грустью.

– А потом? Что же было потом? Как дальше развивались события? Вы так и продолжали по очереди приезжать в Шумен или же Ирина ездила к вам в Стамбул? И что же это за жизнь такая была у нее?

– И так, и не так. Все это гораздо более удивительно, чем вы можете себе представить. В тот раз, после нашего тяжелого разговора, когда мы предложили ей выбрать кого-то одного, она даже Биртану не позволяла какое-то время приезжать в Шумен. Она мотивировала это свое желание побыть одной единственной причиной: ей требовалось время. Конечно, мы звонили ей. И я, и Биртан.