— А что… — начал я к своему собственному полному недоумению. — Слабо тебе, Лельчик, поебаться с бульдожкой?..

Очевидно, я был все еще зол на алкоголичку за ее приседания на улице, или, может быть, мне просто захотелось ее спровоцировать на невинное зрелищное мероприятие. Не знаю, я схулиганил, а уж потом подумал.

— Ни хуя не …лабо… — возразила Леля, споткнувшись на букве с в «слабо». Очевидно, стакан вина, принадлежащего грузину, шибанул ей в голову. — Не слабо, — повторила она и, соскользнув со стула, вдруг опустилась на сияющий паркетный пол голым задом и раздвинула ноги. — Иди, иди сюда, милый! — позвала она отшатнувшегося было бульдожку.

Бульдог засопел и с удовольствием ткнулся носом в Лелину пизду, обнюхивая.

— Га-га-га-га! — смущенно загрохотал казак и расстегнул еще одну пуговицу на своей клетчатой рубахе, уже и без того обнажавшей его пузо.

— Ну и блядь! — криво усмехнулся Алекс. — Сказано, русская баба и со свиньей ляжет. Ну, Фунт, покажи ей, какие мы… Воткни ей по самые уши!

Бульдог в явном замешательстве не знал, что ему с Лелей делать. В конце концов, не отнимая носа от Лелиной пизды, он пристроился пузом на одну из ее ляжек и быстро-быстро задрожал по ней.

— Не так, не так, маленький дурачок… — ласково проговорила Леля и схватила Фунта за передние лапы, потянула его на себя, на живот. — Сюда, дурачок, сюда иди…

Казак засопел, и лицо его вдруг сделалось темно-красным, он не отрываясь глядел на копошащихся бульдога и Лелю. Элиз, привыкшая, очевидно, ко всякому, хихикала. Я? Я думаю, что я чуть натянуто улыбался. Алекс с ухмылочкой превосходства покачивал головой и повторял: «Ну что, бля, возьмешь с русской бабы…» Однако, зная Алекса очень хорошо, я понимал, что ситуация ему, в общем-то, нравится.

Бульдог сопел, как первый паровоз братьев Черепановых… Леля продолжала ласковым шепотом давать бульдогу советы. Шуточка переставала быть смешной. Ебаный зверь был, кажется, по-настоящему возбужден. Не совсем было понятно, попал ли он своим бульдожьим членом в Лелю… Мне, во всяком случае, с моего стула видно не было, ко мне Леля лежала боком.

По-видимому, не я один почувствовал, что шутка уже пересекла границы смешного и переходит в нечто иное по характеру, потому что Элиз встала и, подойдя к Леле, наклонившись, схватила ее за руку.

— Вставай, хватит хуйней заниматься! — раздраженно сказала она.

Бульдог поднял голову на Элиз и вдруг зарычал.

Алекс, тяжело ступая по паркету своими сшитыми на заказ кавалерийскими сапогами, прошел к Леле и Фунту и вдруг коротко ткнул ее носком сапога в ребра.

— Вставай, пизда… Я не хочу, чтобы Фунт подхватил от тебя гонорею…

— Иди на хуй, Алекс… — обиженно сказала с пола Леля.

— Ах ты, вонючка поганая! — удивился Алекс и, сделав несколько шагов к стулу, на котором лежали штаны Лели, взял их и пошел с ними к противоположной стене студии.

— Отдай мои брюки! — вскочила Леля.

Фунт жирно шлепнулся на паркет и обиделся. Леля подбежала к Алексу и попыталась схватить его за могучую руку.

— Вонючка паршивая! — ласково повторил Алекс и выставил руку, в которой держал Лелины штаны, в открытое окно.

Лелю он легонько оттолкнул, от этого легкого тычка Леля улетела на самую середину лофта…

— Не бросай, мудак! — закричала Леля.

— Хэй, Алекс… — сказал я. — Отдай ей брюки. Это уж слишком…

— Да, Алекс, успокойся… — сказала Элиз.

— Алекс? — попросил даже казак.

Но железный Алекс, неумолимый Алекс, разжал пальцы, и послушные закону земного притяжения Лелины штаны устремились к земле. Вниз.

— Мудак! Сука! — закричала Леля и, подбежав к двери элевейтора, нажала кнопку.

Почти тотчас же двери отворились, и из элевейтора шагнул к нам Шалва, прижимающий к груди несколько блоков пива, поставленных один на другой. Едва не сбив его с ног, Леля вскочила в элевейтор.

— Леля! Ты же голая! — крикнула ей вдогонку Элиз.

— Ха-ха-ха! — ехидно смеялся Алекс, стоящий у окна.

По его особенно иезуитскому издевательскому смеху было понятно, что он пьянеет, что, впрочем, происходит очень быстро, когда он расшивается.

— Сейчас получим удовольствие. Хэй, Лимон, иди сюда! Посмотрим, как эту голую жопу выебут прямо на улице… Шалва, все идите сюда!..

Я подошел, и в самом деле любопытствуя, что же произойдет, хотя происходящее мне и не нравилось. Алекс унижал Лелю. А какая бы она, Леля, ни была алкоголичка, садящаяся писать на улице, она была наша подруга, посему Алекс ведет себя гнусно. Я решил уйти тотчас, как только Леля и ее штаны воссоединятся.

— Хэй, пизда голожопая! — закричал Алекс, высунувшись в окно и, очевидно, увидев Лелю.

Я подошел к другому окну, также открытому, а точнее, это было то же огромное, во всю стену окно, только другая его часть, и заглянул вниз.

Далеко внизу, этаж был седьмой американский, я увидел голоногую фигуру в красной короткой тишотке, растерянно метавшуюся по улице.

— Пизда голожопая! Смотрите, люди, на голожопую пизду! — истошно заорал Алекс в ночь, и из дома напротив, из таких же, очевидно, лофтов, как и у Алекса, стало высовываться местное население и смотреть туда же, куда смотрел и Алекс, и мы, на метавшуюся по улице в поисках штанов Лелю.

Несмотря на половину третьего ночи, половина окон в Сохо светилась и из некоторых доносилась музыка.

— Муд-ааак! — прокричала Леля, задрав лицо в нашу сторону. — Муд-аак! — Подняв руку, она погрозила Алексу сжатым кулаком.

— Ха-ха-ха-ха! — злорадно прокаркал Алекс.

— Вправо, вправо иди, Лелька! — закричала рядом со мной Элиз. — На мусорный бак… Еще правее… — Элиз попыталась помочь подруге.

Я увидел, что, следуя совету Элиз, Леля нашла штаны, взяла их и исчезла из поля зрения.

— Зачем ты ее так? — сказал я Алексу, когда мы отошли от окна и вернулись к столу. — Насколько я понимаю, она тебе ничего плохого не сделала, а только хорошее.

Я мог ему сказать: «Она же, мудак ты этакий, недавно тебе денег на еду одалживала и пизду свою, очень может быть, предоставляла как хорошему другу, а ты?» Но Леля просила меня никому эту его тайну не рассказывать.

— Что это ты, Лимон, за Лельку-блядь заступаешься?! — изумился Алекс. — Гуманист хуев! — И решил пошутить: — Молчи, Лимон, а то сейчас тебя самого выебем. — Он захохотал.

Иногда, когда ему было очень нужно, Алекс умел произвести впечатление интеллигентного и воспитанного человека. На открытиях своих выставок, во время интервью с прессой… Но сейчас в Америке, где вообще все опрощаются, Алекс, привыкший к ношению масок и поз, в дополнение к своей природной невоспитанности и хамству еще стал носить хамство как позу. Может быть, он в стране, где все боятся друг друга, быстренько соорудил себе устрашающее, намеренно мужланское защитное поведение? Не трогайте меня — я ужасен! И чтобы выглядеть пострашнее, украсил себя шрамами? Не знаю, это только догадка…