Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо. Это понятно. Другая женщина. Вы сказали, ее Лесей зовут. Почему она с вами не пила?
Женщины вновь начали переглядываться. Высказалась другая, худая брюнетка с ярким загаром:
— Так она ж новенькая! И месяца у нас не работает! Смущается.
— Вас как зовут?
— Надежда. Я ее наставница. Обучаю. Мы все здесь вроде как старожилы. Давно друг друга знаем. У нас компания подобралась. А она, понятно, чувствовала себя не в своей тарелке. И держалась особняком. И приехала не с нами, а с Сашкой, из Р-ска.
— Из Р-ска?! — Но почему блондинка? — Как ее фамилия?
— Тимофеева. Олеся Владимировна.
И все-таки она. Но почему блондинка?
— Серега, как в больницу позвонить? — Он пытается вытащить из кармана мобильный телефон, но рука дрожит.
— В какую больницу ты хочешь позвонить?
— В районку. Или нет. Ехать надо.
— Она все равно без сознания.
— Все равно ехать надо.
— А здесь не надо? Ей ты уже ничем не поможешь.
— Я скоро вернусь.
Он вновь на крыльце. «Но почему блондинка?» И вновь его перехватывает Зайцев:
— Что случилось?
— Ничего. Мне надо позвонить в районную больницу. Где директор?
— Я здесь. — Женщина с растрепанными волосами выступает из-за широких спин «витязей». — Телефон в административном здании.
— Далеко?
— Метров двести…
Ему не хочется узнавать о Лесе через посредников. Звонить по мобильному, давать кому-то поручение. Потом томительно ждать звонка. Ничего здесь за двадцать минут не случится. Пусть работают. И в сопровождении директора они идут по тропинке к главному корпусу. Там женщина предоставляет ему в полное распоряжение свой кабинет, справочник и деликатно удаляется. Он же нетерпеливо звонит в районку.
— Девушка, это милиция. Только что к вам привезли пострадавшую. Тимофеева Олеся Владимировна.
Пауза. Он соображает: вряд ли при ней были документы. И поясняет:
— Происшествие в «Лесном». Дом отдыха «Лесное». Она отравилась угарным газом. В сауне.
— Ах, эта! Да, да, конечно! Что вы хотели узнать?
— Как ее… — он прокашливается. — Как ее состояние?
— Стабильное.
— То есть… Она будет жить?
— Да.
— Фу ты! А мне сказали: кома!
— Она пришла в себя.
— Ну, слава тебе! И что говорит?
— В том-то и дело… С ней сейчас врач.
— А с врачом можно поговорить?
— В том-то и дело. Она ничего не помнит. Мы пытаемся выяснить, как ее зовут. Вы сказали: Тимофеева Олеся Владимировна? Дайте-ка я запишу. А адрес? Вы знаете ее домашний адрес?
— Да, конечно. И телефон запишите. Матери надо сообщить. — Он диктует номер.
— Как хорошо, что вы позвонили! — радуются на том конце провода. — А то мы не знаем, что делать! Она какая-то странная. Не в себе. Может, ее в психоневрологический диспансер отправить?
— Ничего не надо делать. Я скоро приеду и разберусь. Оставьте ее в покое. Говорите, состояние стабильное?
— Да.
— Это главное. Ждите меня. Все.
С минуту он сидит, пытаясь осмыслить ситуацию. Две женщины. В сауне. Обе ничего не помнят. Он вскакивает, вылетает в холл, где натыкается на директора. Лицо у него такое, что женщина моментально пугается:
— Что случилось?
— Все.
Он несется по тропинке обратно к домику для отдыха. Процесс в самом разгаре. Осматривают личные вещи свидетелей. Женщины покорно высыпают на стол содержимое своих сумочек. Его взгляд выхватывает из груды косметики баллончик.
— Не трогать!!! — орет он.
— В чем дело? — удивляется старлей.
— Не трогать, — повторяет он, указывая на баллончик. — Срочно на экспертизу.
— Но это всего лишь лак для волос, — бормочет владелица баллончика.
— Ой, и у меня тоже! — подхватывает соседка.
— И у меня…
— Все баллончики изъять. Момент. Я осмотрю сауну. Где ее нашли?
— Пострадавшую? В правой, — говорит старлей. — Там две двери. Они угорели в той сауне, что справа.
Угорели! Если бы. Мыслями он уже там, в больнице, с Лесей. Но как это случилось? Кто принес в сауну газ? Он оказывается в предбаннике. Двери никто уже не закрывает, сауну выстудило, температура упала. На верхней полке валяется полотенце, с нижней ступеньки свешивается измятая простыня. На полу валяется еще одно полотенце, мокрое, а у самой каменки что-то блестит. Он присаживает на корточки, пытается разглядеть: что там? Но от печки еще пышет жаром. Тянется и пальцем, морщась, собирает это что-то, подносит к лицу.
— Руслан Олегович, вы здесь?
Это Коля, практикант.
— Не заходи, не надо.
— Что там? — тянет шею практикант, оставаясь за дверью.
— Кажись, стекло. Разбили что-то.
Он поднимается со словами:
— А больше ничего интересного. Работать надо.
Ему предстоит тяжелая, нудная работа. Восстановить в деталях, кто, где находился, когда это случилось? Убийство и… покушение на убийство. Ибо во втором случае налицо злой умысел. Если бы он не знал предыстории, то подумал бы то же, что и все. Женщины отравились угарным газом. Но это чушь полная. Печка исправна. Истопник, бедняга, ни при чем. А история эта началась в конце апреля, когда в Нахаловке, в подвале особняка, принадлежащего Илюше Сидорчуку, одурманивали газом человека, похожего на следователя Мукаева.
Сидорчук спустя два месяца повесился в том же подвале. А препаратом и по сию пору пользуются. Теперь его жертвы — женщины, так друг на друга похожие. Кто источник? Ладошкин! Не выпускать.
Он идет в комнату отдыха, где уже заканчивает работу эксперт. Приехала и прокуратура. Со следователем, степенным дядечкой в возрасте, они в отношениях достаточно напряженных. Тот недолюбливал следователя Мукаева и придерживался в работе принципа «тише едешь — дальше будешь». Особенно не одобрял рукоприкладства и шума-крика. Оно понятно: ему до пенсии полшага, зачем себе жизнь-то осложнять? Все мысли об отдыхе от трудов праведных. Но репутация безупречная, послужной список отменный. Кабы не возраст, быть бы ему прокурором. Но не судьба.
— Почему вы думаете, Руслан Олегович, что это пистолет следователя Мукаева? — официально спрашивает следователь.
— Потому что запомнил номера, — так же официально отвечает он. А в душе все кипит.
— Я отправлю пистолет на экспертизу.
— Сделайте одолжение.