— Уходите.

— Подскажи мне. Я-то что должен делать? Как тебе будет лучше?

— Достал… Со своей помощью…

— Леся?

— Позови врача.

Он вскакивает, распахивает дверь, кричит в коридор:

— Эй! Кто-нибудь! Подойдите!

Появляется медсестра:

— Что случилось?

— Сделайте ей какой-нибудь укол, что ли. У нее истерика.

— Что ж вы ее тогда мучаете?

— Мучаю?! Да я ей помочь пытаюсь!

— Убирайся! — кричит женщина, лежащая на кровати.

— Я думаю, вам лучше уйти, — мягко говорит врач, выглянувший на крик из соседней палаты. — Не сейчас. И вообще: что вы хотите узнать?

— Я хочу узнать, кто она.

— Да вы же сами сказали: Тимофеева.

— Но она ведет себя странно. Это на нее не похоже.

— А вы хорошо ее знаете?

— Да уж! Куда лучше! Вот я и пытаюсь понять: что происходит?

— Завтра. Все завтра. Дайте ей в себя прийти. Никуда она из этой палаты не денется.

— Матери звонили?

— Да.

— И… что?

— Я же уже сказал, отложили визит до утра. У вас что, тоже амнезия?

— Да мы здесь все скоро свихнемся! — в сердцах говорит он.

По второму кругу пошло. Этого ему не вынести. Сначала друг, теперь любимая женщина. Кто поработал? Надо найти эту дрянь. А главное, не ошибиться. Один раз он уже ошибся. Вспомнил, как допытывался у друга:

— Кто ты теперь? Кто?

Вот что надо было искать! Зелье. Но почему блондинка? И та, вторая. Ее увез Ладошкин. А если это Леся? Или Леся — здесь, в Р-ске? В больнице она пробудет минимум месяц. Это лечится долго, если вообще лечится.

Надо ехать в психоневрологический диспансер. Надо искать специалиста. Ведь этот, как же его имя? Главврач? Он сказал, что память возвращается. Надо узнать, какие для этого есть средства.

Утро

Алексей Петрович Ладошкин смотрит на часы. Уже утро, а за окном пасмурно, серо. И настроение под стать погоде. То ли спал, то ли не спал. В голове лишь одна мысль: и как теперь выкручиваться? Они с Ольгой под домашним арестом. Она еще спит. Это началось вчера, в машине. Труп Нахрапьева загрузили в микроавтобус мышиного цвета и увезли в Р-ский морг. А они с Ольгой сели в джип, эти люди тоже расселись по машинам. Поехали. В зеркало заднего вида он зафиксировал эскорт. Они ехали сзади, ослепляя фарами. Ему стало страшно. Едва выехали на трассу, вторая машина обогнала и поехала впереди. Другая все так же держалась сзади. Теперь это уже был не эскорт, а конвой.

Километров через пять, в лощине, ему велели остановиться. Посигналили фарами и начали прижимать к обочине. Ольга зарыдала:

— Мне больно!

Действие укола заканчивалось. Но это никого не волновало. Он съехал на обочину и открыл дверцу. Нехотя стал вылезать из салона. Одна машина остановилась впереди, другая сзади, так близко, что теперь его джип не мог выехать, пока они не тронутся с места, разве что пойти на таран. Вокруг был лес, место глухое, безлюдное. Мимо проносились редкие машины. Становилось прохладно, туман густел, а здесь, в лощине, было особенно неуютно и сыро. И место они выбрали с толком. Профессионалы.

Открылись дверцы, и крепкие парни один за другим посыпались на обочину, словно стреляные гильзы из стремительно пустеющей обоймы. По-деловому обступили его, а один сразу же сел в джип, к Ольге. А к нему подошел человек, номер которого он каждый раз набирал, холодея от страха.

— Ну что, Алексей Петрович? Объясните мне: как же так вышло?

— Не знаю. Я вам клянусь: не знаю!

— Где документы? Где диск, который Нахрапьев якобы должен был ей передать?

— Но вы ж сами все осмотрели. И я тоже. Ничего не было.

— Обыщите его машину.

Двое тут же полезли в джип. Он закричал:

— У меня ничего нет! Я же вас сам позвал! Чтобы вы все осмотрели! Он ей ничего не привез! Поэтому она его и убила!

— Но ведь это не по плану, — ласково сказал его собеседник. — Ведь мы же не так договаривались. А как?

— Он передает ей диск или что там у него? Я ее убиваю. Потом его. Вкладываю пистолет ему в руку и зову вас. Инсценируем убийство на почве ревности и самоубийство. Забираем материалы. Звоним в милицию.

— Все правильно. И что же случилось?

— Не знаю! Понятия не имею! Я сделал все так, как мы договаривались! Он постучался, я открыл дверь. Оставил их вдвоем в комнате отдыха. А потом… Потом я услышал хлопок. Но не подумал, что это выстрел. Думал, те, что в другой комнате отдыха, шампанское открывают.

— Откуда она взяла пистолет?

— Нашла в шкафчике.

— Откуда она о нем узнала?

— О! Вы не знаете эту бабу! Она все может! — с ненавистью сказал он. — Видимо, рылась в моих вещах.

— Но как вы это допустили?

— Я был в простыне, — с обидой сказал он. — На ней карманов нет. Я что, должен был взять пистолет в парилку?

— Вы все должны были предусмотреть. Выходит, это она его застрелила?

— Да.

— А что же тогда с ней?

— Откуда я знаю?

— Она его застрелила и пошла париться?

— Да!

— А что произошло в сауне?

— Откуда ж я знаю? Я пошел в комнату отдыха и увидел там труп. Я сразу же вам сказал.

— Я помню. Как вы вышли на крыльцо в пиджаке на голое тело. Такое не забывается.

Его собеседник впервые обнаружил чувство юмора. У него же губы задрожали:

— Не смешно.

— Нам всем скоро будет не до смеха. Мы сорвали операцию.

— Ничего нет! — сказал плечистый парнишка, выпрыгивая из джипа. — Пусто!

— А что женщина?

— У нее истерика. Она от боли, похоже, ничего не соображает.

— Действие обезболивающего укола заканчивается, — пояснил он. — У нее на щеке глубокий ожог. До мяса.

— Ну так уколите ей что-нибудь. Дайте таблетку.

— Но у меня ничего нет!

— А как же аптечка? Там должен быть анальгин.

— Ей это вряд ли поможет.

— Хорошо. Везите ее до ближайшего медпункта.

— А что потом?

— Потом мы все едем к вам в гости. Мы теперь от вас ни на шаг, Алексей Петрович. Ни от вас, ни от вашей спутницы. И все-таки, где бумаги?

— А может, нет никаких бумаг?