Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто-то подложил Олегу патроны, пока мы были на совещании. Ты дежурил в вечер, не мог, Абдула оставался в отделе. Я вот думаю, не студент ли?
– Подложили?! Иди ты! У меня вон, – Вадик дернул ящик, – полстола завалено до сих пор. И у Олега наверняка были.
– К тебе не сунулись, а Олег железо не держал. Может, ты и перебросил, а? Нечаянно?
Вадик подскочил, будто сел на электроплитку.
– Ты чо гонишь-то?
– Ты ведь приезжал в тот день, часиков в двенадцать. Свиновод наш тебя заприметил. Ты еще посмотреть просил, когда «опель» разворачивал, не зацепишь ли чего?
– Ну и фиг ли? Да, заруливал, позвонить надо было.
– У тебя ж «труба» есть.
– Батарейки сдохли.
– Позвонил?
– Ты чего наезжаешь-то, пацана нашел? Иди вон, урку дворовую коли!
– Тихо, Вадик, тихо! Никто тебя не колет. Я тебя спрашиваю – ты нечаянно не мог патроны ему сунуть?
– Я по чужим столам не шакалю, – чуть успокоившись, сказал Дубов. – А ключ был третий, да. В ящике пожарном лежит, в коридоре. Прямо в шланге.
– Зачем?
– Я пару раз ключи забывал, помнишь, куковал, пока Олег не подходил. После этого запасной ключ стал в шланг прятать.
– Кто-нибудь про это знал?
– Никто. И Олег не знал.
– Может, видели?
– Может… Я при всех-то не светился, но ящик и из твоего кабинета виден, и из Караваевского, если двери открыть.
– Каравай отпадает, он с нами был. Получается Абдула?
– Зачем?!
– Сначала надо выяснить, кто зарядил патроны в Олегов стол, тогда уже и разговаривать будем. Зарядить мог только кто-то из нас.
– Да откуда ты знаешь, были у Олега патроны или нет?
– Я говорил с адвокатом.
– Ну и что? Я бы тоже в отказе стоял, не больной же, на себя статью вешать.
Защелкал пейджер. Но не у Вадика. Валера достал аппарат из кармана, прочитал сообщение.
– Что, прикупил? – удивился Дубов.
– Это не мой. Приятель дал на время поиграть. Он на полгода в Польшу уехал.
– Удобная штука. Платишь ты?
– Нет, он оплатил на год вперед. Сходи, глянь, ключ на месте?
– Да куда он денется? – Вадик вышел в коридор и тут же вернулся, бросив ключ на стол. – Вот он, как лежал, так и лежит. А потом, какой смысл его забирать? Открыл и положил на место.
– Да, все правильно. Может, ничего и не было вообще-то… Ты помалкивай пока, а то начнем друг на друга коситься, никакой работы не будет. И вот еще. Я тебе сейчас бумаги отдам кое-какие. Те, что мне Олег оставил. Пусть у тебя полежат. Я что-то сплю плохо последнее время. Если вдруг у меня начнут обыск делать или еще какое недоразумение приключится… Когда нужно будет, я их заберу. Ты в них все равно ни черта не поймешь, я и сам до конца не разобрался.
– Да пожалуйста, – Вадик кивнул на сейф. – Тащи, жрать не просят, пусть лежат.
Любимов сходил в свой кабинет, достал из стола темную полиэтиленовую папку и передал Дубову.
– А чего ты мне ее отдаешь?
Валера посмотрел Вадику в глаза.
– Я думаю, нет у тебя бубнового интереса. Ты и так все имеешь. А потом, после той истории с пацаном… Кому-то верить надо?
Дубов, ничего не ответив, кинул папку в сейф.
Валера вышел в коридор и остановился возле календаря-плаката десятилетней давности, висевшего на стене. Календарь прикрепили из эстетических соображений, он закрывал разбитый участок стены. Участок разбился не сам, оперы испытывали прочность бронежилетов при выстреле в упор. Чтобы не ремонтировать, завесили изуродованную стену календарем.
Шедевр имел исключительно патриотический, национальный колорит. На русской печи восседал мужичок в косоворотнике, с балалайкой в руках и с полудебильной, беззубой улыбкой на веснушчатой роже. Разумеется, кто-то уже подрисовал мужичку эрегированный орган размером с оглоблю.
«Да, кому-то верить надо, – подумал про себя Валера. – Непременно. Иначе – караул».
Над мужичком висела бестолковая полукруглая надпись, непонятно к чему относящаяся: «Труба пониже – дым пожиже». Впрочем, некоторый толк в надписи был. Она кричала Валере, что адвокат Геворкян, зайчик в пенсне, напрямую контактировал с кем-то из оперов, в помещения розыска захаживал – возможно, неоднократно. У Караваева сидел отделенческий водитель «Жигулей». Серега, и оба рожали на бумаге какой-то текст. Писал Серега, диктовал Витька.
– Так, сейчас, запятую поставь. Не торопись, чтобы не переписывать. На чем остановился?
– Бандиты назначили встречу.
– Ага, отлично. Зачеркни запятую.
Валера опустился на Караваевский диван и потер нос:
– Что это вы тут сочиняете? Какие бандиты?
– А, беда просто, – обиженно ответил Серега. – Застучала сволочь какая-то, теперь отписываюсь.
– Что такое стряслось?
– Ребята капустки захотели молоденькое – сказал за водителя Витька.
– А чего такого-то? – заканючил Серега. – Прямо рецидивисты! Тринадцатую не платят, премий не платят, а жрать что? Так ладно бы я один. Там и охрана шинковала, и ГАИ, и местные.
– Что шинковала-то? Объясните нормально.
– Да капусту, будь она неладна! Мне кореш знакомый из областного отдела брякнул, капустка, мол, свежая поспела, надо если, приезжай, пошинкуй. Кто ж откажется? Я в «тачку» и к нему. Приехали на поле, пошли рубить. Немного порубили, кочешков по десять. Капустка хороша, крепенькая такая, в самый раз на засолку. Тут охрана вневедомственная нагрянула. Я сначала припух, думал, по нашу душу. Наехали на нас, ну, мы с корешом уговорили, жалко, что ли, для своих-то? А они, оказывается, сами по капустку прибыли. Ладно, мужики, мы вас не видели, вы нас не видели. По рукам. Шинкуем дальше. Потом ГАИ подключилось, еще чьи-то менты. А какая-то сволочуга, чтобы ей кочерыжкой подавиться, взяла, номера машин переписала да по телефону доверия позвонила. Меня – на ковер. Пиши рапорт что на поле делал. Вот я к Витьке и обратился может, пособит чем? Что писать дальше?
– Бандиты назначили встречу на капустном поле, куда я и прибыл, получив оперативную информацию.
– А как я мог получить информацию, Вить?
– На заправке. Заправлял служебную машину и случайно услышал разговор бандитов с потерпевшим. Времени и возможности вызвать подкрепление не было, начал преследование по собственной инициативе.
– Думаешь, поверят?
– Предложи что-нибудь другое.
– Эх! – махнул рукой Серега и склонился над листом. – Интересно, что другие сочинили?
– Да, не повезло, – усмехнулся Валера. – В самый-то разгар «Чистых рук»! Долго вам еще сочинять?