Он улыбнулся, вспомнив вчерашний вечер. Палома Ароха, невероятных размеров и невероятной доброты женщина, прислуживавшая на вилле, где располагался небольшой частный отель, восторженно зацокала языком при виде маленькой черноволосой феи в нежно-лиловом развевающемся шифоне. Серебряные босоножки прибавляли Морин роста, но зато делали ее совершенно невесомой, словно парящей над полом. Такой Дон ее еще не видел и был покорен ее пугливой грацией и очарованием.

В одиннадцать, когда детектив был прочитан уже на три четверти, Морин Аттертон появилась на веранде. Дон улыбнулся ей.

— Доброе утро. Надеюсь, ты хорошо поспала?

— Каменным сном. Как провалилась. Оказывается, шум волн очень успокаивает. Я опоздала на завтрак?

— На него нельзя опоздать. Палома подает его тогда, когда гостю действительно хочется завтракать. Что ты будешь?

— Как всегда, хотя в таком дивном месте это странно звучит. Тосты и кофе.

Палома выслушала заказ, энергично кивнула и через десять минут принесла: омлет с ветчиной, свежие сливки, землянику, сок личи и манго, клубничный джем, горячие булочки с маслом, кофе и кувшин с ледяной родниковой водой. Морин к тому времени так увлеклась разговором с Доном, что даже не заметила, как уничтожила половину подноса.

— Боже, как это все вкусно! Я сто лет не ела такой завтрак, если не считать блинчики Анжи.

— Я рад. А Палома счастлива. Она страшно сочувствует тем, кто мало ест. Считает, что у них у всех смертельная болезнь. Ну что, все еще хочешь уехать отсюда?

— Я похожа на сумасшедшую?

— Теперь все меньше и меньше.

— Ты чего смеешься?

— Мне очень нравится твоя тактика ведения боя. Сначала беззаветно и храбро сражаешься, потом так же беззаветно и храбро сдаешься. Так поступают лишь истинные смельчаки.

— Ничего я не сдалась! Просто обдумала все спокойно, взвесила все данные и приняла наиболее разумное решение.

— Очень практично.

— Просто логика. Из рая убегают только дураки. К тому же с судьбой не спорят. Если уж она меня сюда забросила, значит…

— Интересно! Я полагал, что это я тебя сюда забросил.

— Ты всего лишь ее орудие, ирландец.

— Звучит по-шекспировски. Значит, я всего лишь винтик в сложном механизме мироздания?

— Ну, что-то вроде.

— Тогда я не буду больше испытывать угрызения совести.

— А они у тебя были?

— Еще какие! Всю ночь я ворочался, размышляя о том, правильно ли поступил, затащив тебя силком в эту глушь, а сейчас оказывается, что это не я, а слепая судьба. Меня просто использовали, выражаясь твоим языком.

Морин обольстительно улыбнулась, и у Дона разом пересохло в горле.

— Ладно, где тут пляж? Хочу на солнце!

— Я тебя провожу.

И они отправились на пляж, и Дон не мог насмотреться на маленькую черноволосую фею, так заразительно смеявшуюся и скачущую в бирюзовых волнах. Это была совсем другая Морин, живая, юная, разом сбросившая весь груз невзгод и ежедневных забот.

Ближе к вечеру они вернулись на виллу и набросились на вкуснейший обед, поданный Паломой. Когда пришло время десерта, объявились гости. Супружеская пара средних лет, давние и хорошие знакомые семьи О'Брайен. Дон радушно встретил их и пригласил к столу, но в глубине души ощутил досаду. Они мешали ему быть наедине с Морин.

Беседа затянулась, Палома принесла кофе и коньяк, а потом Дон заметил, что Морин буквально засыпает в своем кресле. Он нагнулся к ней и ласково тронул за руку. Изумрудные глаза мгновенно распахнулись во всю ширь, и Морин смущенно зарделась.

— О, простите меня, я не хотела быть такой невежей, но… Это все здешний воздух. От него я словно пьяная…

— Не надо извиняться, малыш. Ты здесь на отдыхе, так что иди — и спи, сколько тебе захочется.

Она провалилась в блаженный сон, но какое-то время спустя проснулась. Ее разбудил странный звук. За окном было совсем темно, цикады оглушительно голосили, соревнуясь в сложности трелей. Будильник показывал половину третьего.

Морин полежала немного с открытыми глазами, пытаясь понять, что ее разбудило. И тут звук повторился.

Что-то, вернее, кто-то пронзительно скрежетал и скребся под кроватью. Маленький, но, несомненно, бодрый и, вполне возможно, опасный.

Морин торопливо села, подтянув одеяло повыше. Темно, ничего не видно, но она бы и при свете не полезла под кровать проверять, кто это завелся у нее в комнате.

Мышь? Мышей она боялась, но в меру. А вдруг это не мышь? Кто его знает, какие звери водится на острове!

С каждой минутой паника все росла, и наконец Морин завернулась в покрывало, прижала к груди подушку, великолепным прыжком преодолела расстояние от кровати до двери и вылетела в гостиную. Лучше уж скоротать остаток ночи на кушетке, чем ворочаться с боку на бок в одной комнате с неизвестной псевдомышью.

Сон как рукой сняло. Морин тщетно пыталась успокоиться, но, как назло, в голову лезли живописные и крайне неприятные картины: не мышь, а большая хитрая крыса забирается на кровать, обнюхивает лицо спящей Морин, пробует на зуб пряди волос, разметавшиеся по подушке…

Неудивительно, что она чуть не заорала в голос, когда рука Дона мягко легла ей на плечо.

— Что-то случилось, малыш? Мне показалось, я что-то слышал.

— Ничего не случилось. Иди спать, Дон.

Пожалуйста, иди спать. Это слишком невыносимо — смотреть на ожившую античную статую в легкомысленных плавках.

— Почему ты устроилась здесь?

— Не могла заснуть. Решила сменить обстановку.

Если она скажет ему, что у нее под кроватью мышь, он сразу же поднимет ее на смех, а этого она больше не вынесет. Особенно от Дона О'Брайена.

— Я посижу с тобой?

— Не надо! Я спать хочу.

Разумеется, он ее не послушал. Уселся в ногах и о чем-то задумался. Пользуясь темнотой, Морин нахально рассматривала своего похитителя…

— Морин?

— А? Что?

— Это надо прекращать.

— Что именно?

— Вот эти свиданки в полуголом виде по ночам.

Она задохнулась от возмущения и ответила максимально холодно:

— Я бы с радостью, но с бессонницей трудно бороться при помощи волевых решений.

— Вчера ты спала.

— Я устала и немножко обалдела. Слишком много впечатлений. Сегодня я отдохнула. Вот и результат.

— Это все стресс. Бессонница — первый признак.

— Я пробовала пить таблетки, но после них по утрам ужасно болит голова и нет сил… Слушай, отстань. Я уже засыпаю, а ты тут разговариваешь, разговариваешь…