Сосед кулаком пихнул Три Процента, в бок и тот, наконец, догадался ответить.

— Служу трудовому народу!

— Отдыхай, — милостиво разрешил лейтенант.

Потом он назначил наблюдателями сразу двух неудачников, и все опять убрались в блиндаж, заботливо построенный для них покойными фрицами.

Утром выяснилось — ночью немцы очистили и вторую высотку, посчитав, что удерживать ее после потери первой бессмысленно. Доклад о выполнении поставленной задачи досрочно ушел наверх. Туда же отправились и захваченные трофеи в виде оружия, естественно. Консервы и бытовые мелочи мгновенно разошлись между пехотинцами.

Утром, после завтрака, батальон двинулся дальше. К полудню вышли к крупному населенному пункту. Сунулись вперед и откатились, потеряв несколько человек. Стало ясно — с ходу не взять. Пришлось дожидаться подхода полковой батареи, а первую роту отправили в обход. Артподготовка длилась минут пять, потом…

— Вперед, в атаку!

Немцы позволили отойти от края леса метров сто и открыли огонь. Наша цепь рухнула, как подрубленная.

— Ротного убили!

На этот резанувший уши крик Вова отреагировал не сразу — когда лежишь в сугробе, а единственным ненадежным прикрытием от летящих в тебя пуль является слой колючего снега, мысли заняты собственной шкурой, а не судьбой какого-то мамлея. Почуяв, что пули пошли куда-то левее, Лопухов рискнул приподнять голову и оглянуться. Грановский лежал буквально в двух шагах, видимо, перебегал на левый фланг, пытаясь увидеть, откуда ведется огонь.

Какого черта?! Мысленно Три Процента остался рыть носом снег там же, где и лежал, а ноги уже несли его к лейтенанту. Вову опередил Акимов, упал рядом с ротным, попытался найти пульс.

— Да живой, — плюхнулся возле них Вова, — вон пар идет.

— Куда его?

Лопухов перевернул лейтенанта.

— В бок. Кровищи-то.

На белом маскхалате расплывалось большое алое пятно. Выходного отверстия не было, значит, пуля осталась внутри.

— Перевяжи, — сержант протянул индпакет, — и тащи обратно к дороге, там санитар с волокушей должен обретаться.

Акимов стянул с шеи Грановского ремень ППШ, вытащил из подсумка увесистый черный кругляш диска. Все правильно, автомат должен остаться в роте, а лейтенанту на приемном пункте и нагана хватит. Вова приложил к ране ватный тампон и начал бинтовать прямо поверх маскхалата, рассудив, что снимать надетые на лейтенанте одежки на таком морозе не стоит. Бинт быстро закончился, и, с грехом пополам закрепив его, Лопухов приступил к транспортировке.

Сначала он хотел тащить ротного волоком, но немецкий пулеметчик подкорректировал его планы — заметив возню, перенес огонь на Вову. Вокруг противно зацвиркали пули. Пришлось подлезть под Грановского и тащить его на себе. Сильно мешала волочащаяся по снегу винтовка, но бросить ее Лопухов не рискнул, поди, найди потом в снегу. Достигнув кустарника на опушке, Вова решил, что пулемет сюда уже не достанет, и рискнул привстать. Только пулеметчики с «максимом» вели дуэль с немецким МГ, остальные красноармейцы исчезли из виду. «Оттянулись к лесу и пошли в обход немецкой позиции», — решил Три Процента.

Винтовку Вова повесил на спину; чтобы не мешала, и обе руки были свободными. Подхватив лейтенанта под руки, потащил его к дороге, двигаясь спиной вперед. Так дело пошло быстрее. Не оглядываясь, заорал во все горло.

— Санитар! Санитар! Кхе, кхе… Санитар, твою мать!

— Иду я, иду, — донеслось со спины.

Вова опустил Грановского, квалифицированная медицинская помощь была уже близка. Он выпрямился, разминая мышцы спины, хотел оглянуться, но что-то сильно ударило его в грудь. Вова еще успел удивиться — внезапно качнулось в глазах низкое серое небо, и сознание его померкло.

Завтрак был. Это Вова помнил точно. Вроде перловка еще попахивала чем-то мясным, но само мясо на зубах так и не отметилось. Правда, перловки было до обидного мало, но зато она была горячей. Ерунда все это, главное — завтрак все-таки был! И никуда не надо было идти, и Акимов над ухом не нудел, и ротный не орал. Лежи себе и лежи. Красота! Правда дырка в груди продолжала болеть, неудачно попал-таки сучий фриц. Или, наоборот, удачно? Еще бы правее и…

«А вообще, слово „попал“ имеет положительный или отрицательный смысл? Или вообще нейтральный?» — задумался Вова. В фрица из винтовки попал — хорошо. На бабки попал — плохо. Сначала этот лох попал на фуру, это — хорошо. Для Вовы. Потом Три Процента попал на ментов, и ему стало плохо. Дальше он попал сюда, и ему стало еще хуже. Потом он попал на фронт, потом в окружение, потом… С каждым разом становилось все хуже и хуже, хуже и хуже… «Надоело мне это плавное перетекание из одной жопы в другую», — подумал Лопухов. И тут до него дошло! Ну как может быть положительным слово, в котором первые четыре буквы всем обозначают известную часть тела?! И последняя буква «л» здесь ничего не меняет. А вот судьбу свою надо менять. Как? Есть время подумать. А пока он решил познакомиться с ближайшими соседями.

Палата была не очень большой, десятка на три коек. Проходы — еле протиснуться, ни о каких тумбочках для личных вещей и речи не шло. Все раненые с проникающими ранениями грудной клетки, большинство неподвижно лежащие. Слева от Вовы лежал артиллерист, получивший в спину осколок минометной мины, справа — сапер, представившийся Николаем. Сапер оказался настоящим кладезем информации о местных событиях. Уже через десять минут Вова знал, что Коля-сапер лежит здесь третий месяц и что ранен он был случайным снарядом. Осколок перебил ребра, которые потом не совсем удачно срослись, и с таким ранением дальнейшее нахождение в Красной армии ему уже не светит.

— Врачи сказали — комиссуют вчистую.

Этим обстоятельством он был чрезвычайно доволен и даже не скрывал этого. Вова тоже позавидовал ему — Коля-сапер точно доживет до победы. По коридору застучали чьи-то каблуки, и по палате прошло непонятное Вове шевеление.

— Чего это они?

— Обход начинается, — пояснил разговорчивый сосед.

— Ну и что?

— Сейчас увидишь, — подмигнул сапер.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина в белом халате. Нет, не женщина, а мечта попаданца после полугодового воздержания. Королева! Повелительница всех мужских, и не только, сердец.

— Здравствуйте, товарищи раненые!

— Здравствуйте, Амалия Пална! — дружно откликнулись товарищи раненые.

Женщина вплыла в палату, раздвигая внезапно сгустившуюся атмосферу своим пышным бюстом. Белый халат она носила так, что он не висел мешком, а обтягивал и подчеркивал все ее достоинства. А там было, что подчеркивать!

В военное время женщины сильно изменились. Они подурнели, осунулись, закутались в серые и черные одежды. Не все, конечно, но большинство. От голода, холода, лишений войны они уменьшились, ссохлись, потемнели. Даже молодые девушки стали казаться старушками. Другие, в основном те, кто имел неограниченный доступ к продовольствию, наоборот, раздались, округлились, приобрели порой совсем уж необъятные размеры. Как ни странно, но именно они пользовались наибольшим успехом у мужской части тылового населения. Видимо, из-за доступа к продовольственным и другим материальным благам.