Домой вернулись в четыре часа. В нише стоял новый букет: цветы амарантуса и едкого лютика в бамбуковой корзинке работы Рокансай[70]. Наверное, сегодня приезжал преподаватель составления букетов из Киото, и Сацуко захотела оказать мне внимание. Или она с особым тщанием составляла букет, думая, что, может быть, его поставят у моего изголовья. Она сняла свиток с каллиграфией Кафу на разноцветной бумаге и повесила другой, работы Суга Татэхико из группы «Отшельники из Нанива»[71]. Длинный вертикальный свиток, изображающий зажжённый маяк. Очень часто Татэхико сопровождает свои рисунки китайскими или японскими стихами. И на этом свитке сверху вниз в одну строчку было написано стихотворение из «Собрания мириад листьев»[72]:

В каких краях блуждаешь, муж мой любимый?

Скрыла сегодня тебя Набари-гора,

как вода — морскую траву?[73]

9 ноября.

Прошло десять дней с моего посещения больницы PQ, Жена говорила, что я скоро поправлюсь, и мне действительно немного лучше. Я принимал главным образом неогрелан и седен; то ли болезнь прошла сама по себе, то ли эти обычные лекарства оказались эффективными. Если так пойдёт, я могу заняться делами, то есть поисками места для могилы, что меня занимает с самой весны. Подумываю, не съездить ли в Киото…

10 ноября.

— Чуть-чуть стало лучше, и сразу же ехать? Не подождёшь ли немного? А если рука разболится в поезде?

— Да уже почти всё в порядке. Сегодня десятое ноября. Если мешкать, в Киото наступит зима.

— Почему не отложить до следующего года? Подождал бы до весны.

— С таким делом особенно ждать нельзя. Может быть, это моя последняя поездка в Киото.

— Опять ты говоришь неприятные вещи. С кем ты хочешь ехать?

— Вдвоём с Сасаки я умру от скуки. Не взять ли с собой Сацуко?

В этом-то и лежит главная причина поездки в Киото, а поиски кладбища — только предлог.

— Ты остановишься на Нандзэн-дзи?

— Явиться туда с Сасаки — причинить им большое беспокойство. А если ещё Сацуко… Она останавливалась там и сыта по горло. Она просит её от этого удовольствия уволить.

— Если она поедет, непременно будет ссора.

— Потеха начнётся, когда они вцепятся друг другу в волосы.

Так мы разговаривали с женой.

— На Нандзэн-дзи очень красивые клёны возле храма Эйкандо. Сколько уже лет я их не видела!

— Для Эйкандо ещё рано. Сейчас самое время любоваться клёнами в Такао или в Макиноо. Но я с моими ногами вряд ли туда дойду.

12 ноября.

…Поехали в половине третьего на поезде «Эхо» № 2. Нас провожали жена, О-Сидзу и Номура. Я решил, что сяду у окна, рядом со мной Сацуко, а Сасаки по другую сторону от прохода, но когда поезд двинулся, из окна стало дуть, и я, поменявшись с Сацуко местами, сел в проходе. К несчастью, боль в руке немного усилилась. Я сказал, что хочу пить, и попросил официанта принести чай; тем временем вытащил из кармана приготовленные заранее таблетки седена и тихонько, чтобы не видели ни Сацуко, ни Сасаки, отправил в рот. Если бы они увидели, замучили бы меня своей заботой. Перед отъездом давление было 154 на 93, но когда мы сели в поезд, я чувствовал, что волнуюсь, — хотя вокруг были посторонние, я уже несколько месяцев не сидел рядом с Сацуко, к тому же на ней сегодня был очень соблазнительный наряд (костюм строгий, но блузка очень яркая, с шеи на грудь в пять рядов свешиваются бусы из искусственных драгоценностей, кажется, французского производства; что-то подобное изготовляют и в Японии, но у неё сзади в пряжку вставлено очень много камней, у нас такого не делают). Когда поднимается давление, я всё время хочу мочиться, а от этого ещё больше поднимается давление. Что от чего зависит, сказать не могу. Не доезжая до Ёкогама, я пошёл в уборную, потом ещё раз — перед Атами. От нашего места до уборной далеко, меня шатало, казалось, что вот-вот упаду. Сасаки, в страхе, ходила за мной по пятам. Мочусь долго, второй раз мы проехали туннель Танна, а я ещё не справился. Когда я, наконец, вышел из уборной, поезд подъезжал к Мисима. Пока шёл к своему месту, меня так качнуло, что я схватился за чьё-то плечо. Когда я уселся, Сасаки спросила:

— Не поднялось ли у вас давление?

Она сразу же подошла ко мне, намереваясь щупать пульс. Разозлившись, я прогнал её.

Так повторялось несколько раз, пока в половине девятого вечера не прибыли в Киото. На перроне нас встречали Ицуко, Кикутаро и Кёдзиро.

— Дорогая сестра! Как трогательно, что вы все пришли встречать нас!

Сацуко была необыкновенно любезна, это ей несвойственно.

— О чём тут говорить! Завтра воскресенье, для нас это удовольствие.

Чтобы выйти с вокзала, надо подниматься по пешеходным мосткам, это очень трудно.

— Дедушка, я подниму вас по лестнице.

Обратившись ко мне спиной, Кикутаро присел на корточки.

— Что за шутки! Я ещё не одряхлел до такой степени.

Из упрямства я поднялся одним махом до самого верха и потом не мог отдышаться. Все с беспокойством уставились на меня.

— На сколько дней вы приехали?

— Думаю, на неделю. Мы приедем к вам с ночёвкой один раз, а сейчас немедленно в гостиницу «Киото».

Я поспешил сесть в машину, чтобы избежать бесполезных разговоров. Семейство Сирояма на другой машине последовало за нами.

Я заказал два номера рядом, в одном две кровати, в другом — одна.

— Сасаки-сан, вы будете спать в соседней комнате, а мы с Саттян в этой.

Я нарочно сказал «Саттян» перед Ицуко иее детьми. Ицуко изменилась в лице.

— Пожалуйста, я займу соседнюю комнату. А вы с госпожой Сасаки будете здесь.

— Почему? Разве мы не можем спать вместе? Ведь иногда в Токио мы спали в одной комнате.

Я нарочно говорил так, чтобы Ицуко всё слышала.

— Сасаки-сан будет в соседней комнате, и тебе не надо беспокоиться, что что-то может случиться. Спи здесь.

— Мне будет трудно не курить.