Ох и злился тогда Ленин, ох и испугался, ох и разыскивали «врага пролетарской революции и всех трудящихся Я. Блюмкина»! И никто не подозревал, что негласно помогал ему именно наркомвоенмор товарищ Троцкий. Только сам Яков об этом знал и благодарил потом искренне и горячо. Иногда даже как-то истерично. Правда, и помогал потом всегда так же самоотверженно.

Впрочем, тогда мало кто осмелился бы отказать в помощи товарищу Троцкому. А вот сейчас все «помощники» спрятались по углам и носа не высовывают.

Ну, ничего, все еще вернется на круги своя, и он снова окажется на самом верху! Именно для этого ему нужен Блюмкин: Яша выполнил свое обещание и нашел те самые рукописи, которые содержат вековые тайны управления людьми. Может статься, что, и не произнеся ту речь на похоронах Ленина, он, Троцкий, все равно встанет во главе великого движения?!..

Что же Яша не идет-то?

А Яков Блюмкин шел. Он шел по каменистой островной земле к домику, где поселился Троцкий. Шел и боялся.

Боялся Яков Блюмкин не встречи со своим недавним кумиром и покровителем. Он знал, о чем тот будет спрашивать, знал, что надо отвечать, знал, что разговор будет серьезным, но не пугающим. Более того, сейчас Троцкий даже и приказывать не станет. Наоборот, все свои пожелания изложит в форме витиевато-осторожных вопросов, и такие же витиеватые отказы примет как аргументы в дискуссии.

Нет у Льва Давидовича той власти, которая имелась еще лет семь назад, значит, и командовать он не сможет. А власть и надо было использовать, когда обладал ею, а не сейчас, когда на птичьих правах ютится тут, в крохотной лужице, носящей гордое название Мраморного моря. Надо же, Принцевы острова! Придумали названьице!

Конечно, сторонники опального героя, настойчиво просили «навестить» его: «Льву Давидовичу будет приятно увидеть вас. После вероломства со стороны своих бывших учеников и товарищей, он находится в депрессии». Они уверяли вголос, что Троцкого с нетерпением ждут в самых разных столицах, но ему-то, Блюмкину, все ясно: сил у того уже не осталось. Предали его или не предали — уже неважно. Он и сам никого не жалел в свое время, что же теперь рассуждать о человеческой-то неблагодарности!

Но Якова пугало нечто такое, чего у Троцкого, по крайней мере, пока, оставалось в избытке: память и способность вести интригу! За долгие годы существования Коммунистического Интернационала без ленинского контроля удалось создать разветвленную сеть людей, которые являлись ставленниками Троцкого и его личными сподвижниками, а точнее говоря, информаторами. И работали они только на него, веря, правда, что — на торжество мировой революции.

Теперь Блюмкин отчетливо знал, как можно использовать этих людей, включая и самого Троцкого. То есть, конечно, Лев Давидович ни о чем не должен догадаться. Ни в коем случае. Иначе — страшно подумать. А вот подтолкнуть его к мысли, что применить новые знания сможет только он, Яков Блюмкин, было бы разумно и полезно.

Смешно вспомнить, как четыре года назад, получив задание Троцкого отыскать их, Блюмкин немного растерялся: неужели Кумир верит в эти бабушкины сказки? Ну, какие рукописи могут заставить человека совершить что-нибудь выдающееся, если в груди у того не клокочет яростное сердце, рвущееся в бой!

Но возражать Кумиру и даже спрашивать его не стал. Получил приказ — выполняй без разговоров!

Первый сюрприз, иначе не скажешь, поджидал его уже в Ленинграде: тощий и сутулый профессор Варченко, глядя своими немигающими глазами куда-то мимо левого уха собеседника, изрек:

— Даже евреи не удивлялись, когда Иисус у них на глазах, открыто управлял человеческим разумом. А евреи, доложу я вам — носители одной их древнейших цивилизаций, то есть повидали многое и передают свои знания из поколения в поколение лучше, чем мы, индоевропейцы. Понимаете, голубчик?

«Голубчик» Блюмкин не понимал и удивлялся. Однако как человек искушенный удивление свое трансформировал в недоверие и профессора разговорил, как на допросе. Вместе они провели несколько часов. Уже наступила темнота, комната освещалась только уличными фонарями, а профессор все говорил и говорил, подхлестываемый время от времени едкими и недоверчивыми вопросами своего необычного гостя.

Конечно — необычного! Ну, кому сейчас придет в голову интересоваться Тибетом и сокровенными знаниями о стране Шамбале! Тем более, в Ленинграде, который многие еще помнили как столицу Российской империи, как город, основанный Петром Первым. Тут еще живы те, кто помнит, как столица лежала у ног ловкого мистификатора, «Доктора Бадмаева», утверждавшего, будто он владеет всей мудростью веков, собираемой тибетскими монахами. Ведь всем, имеющим хотя бы немного здравого смысла, ясно, что пациентов своих этот шарлатан просто-напросто накачивал наркотиками!

Эта тема повернула беседу в иное русло и придала ей новую энергию. Да такую, что очнулись оба только ближе к полуночи.

— Ох, простите, голубчик! — сокрушенно забормотал профессор. — Куда же вы на ночь глядя? Да и мне далеко добираться. Давайте-ка вот как поступим: вы меня проводите, а я вам ночлег устрою, а? Не на вокзале же вам спать, право слово.

Однако гость удивил профессора гораздо сильнее:

— Спасибо, профессор за гостеприимство и такое предложение, но у меня есть лучшее. Мы сейчас с вами поедем, а не пойдем.

Увидев автомобиль, стоящий на улице, профессор несколько ошалел: неужели автомобиль стоял тут все это время? Положительный ответ Блюмкина моментально перевел его в глазах профессора Варченко в разряд невероятно больших людей.

Всю дорогу профессор выспрашивал шофера о принципе работы автомобиля в целом и рулевого управления, в частности. Потому водитель его и запомнил: очкастый, старорежимный, а к простым людям относится уважительно.

Запомнил и забыл, чтобы вспомнить в недобрый час декабря тысяча девятьсот тридцать четвертого года. Через несколько часов после злодейского и подлого убийства товарища Кирова Сергея Мироновича, которого любили все ленинградцы.

Любил его, конечно, и водитель Карл Яакович Лидумс, бывший красный латышский стрелок, ныне подозреваемый в организации подлого убийства. Сознание того, что товарищи, вместе с которыми он боролся за Советскую власть, ему не верят, смертельно Лидумса ранило. И он понимал: доказать свою невиновность может только одним путем — искренне отвечать на все вопросы, ничего не утаивая от родной народной власти.

Так и всплыла поездка подлого троцкистского заговорщика Блюмкина к профессору Варченко и их совместный вояж. И тот факт, что утром следующего дня троцкист Блюмкин снова приехал к дому Варченко на улицу Халтурина, где в машину свою посадил еще двух человек, которые сразу же Блюмкину представились по всей форме. Фамилии и имена, названные ими тогда, надежно хранились в памяти красного стрелка, и он их, конечно, выдал следствию. Жаль, что двое к тому времени уже умерли, а сам профессор, которому шел девяносто третий год, ничего не помнил. Но это будет потом…

А тогда, в двадцать пятом году, Блюмкин уезжал из Ленинграда ошарашенным и вдохновленным! Как много открылось ему во время этих бесконечных бесед. Яша всегда подпадал под обаяние личностей необычных, вроде этой профессуры. Как они помогали своими рассказами Якову Блюмкину во все последующие годы, сколь многое, услышанное от них, он потом вспоминал, чтобы произвести впечатление на людей, более изощренных в тайных войнах и секретных операциях, чем в знаниях о Сокровенном. И, пользуясь полученным преимуществом, Яков все сильнее убеждался в том, что Сокровенное всемогуще!