— Нет, ты пойдешь туда, — Соня показывает рукой в сторону, откуда пришли партизаны. — Семена зла уже давно проросли. Найди их и помоги мне. Если я буду жива, — грустно добавляет она.

— Если ты будешь жива? — со страхом повторяет Наташа.

— Без Ленина все мы умрём, — уверенно говорит Соня. — Без Ленина всё погибнет. Наступит вечный мороз.

Соня встаёт и идёт в сторону Чёрной Москвы. Вдали начинает бить пионерский барабан. Ступая снежными полями, Наташа оглядывается и видит, как цепи мёртвых пионеров приближаются к стенам города. „Взвейтесь кострами, синие ночи!“ — поют наступающие пионеры. Чёрные ворота, на которых выгравированы черепа, растворяются, и из них молча выходят чёрные чекисты. У них нет человеческих лиц, как у сделанных из мягкой материи кукол. Они поднимают винтовки и стреляют с сухим треском, не целясь. И каждая серебряная пуля попадает прямо в сердце. Пионеры падают, из их белых рубашек расползается снегом кровь, их тела начинают гореть, превращаясь в недолговечные светлые костры. В голубых отсветах молний всё новые ряды чекистов выходят из провала ворот. Наташа, не оглядываясь больше, бежит вперёд. Дрожащая от грома земля расстилается перед ней без конца и края, словно проклятый Галилей обманул человечество.

Она бежит, перепрыгивая через мёрзлые бугры и крича страха, потому что не знает, что её ждёт в безлюдных пространствах полей. Впереди показывается дорога, на которой лежит Сонина куртка, возле неё прямо в снегу стоят двухметровые зелёные стебли с листьями и крупными бутонами. Выбившаяся из сил Наташа подходит к растениям, стиснув зубы до боли. Они растут у неё на глазах, едва заметно, но неотвратимо расширяясь в морозное пространство царства смерти.

— Чёртовы подсолнухи, — говорит Наташа невесть откуда возникшее в её голове название. — Чёртовы подсолнухи, милые цветы зла.

Руки её сами тянутся к закрытым бутонам, вставшим сквозь холодное бесплодие непроницаемой мерзлоты из волшебных мичуринских семян. Она уже понимает их новое свойство, созданное не природой, а научным колдовством, и лицо её озаряет нежная радость знания.

— Смотри! — вскрикивает Наташа, поднимая лицо к пустому небу. — Смотри, что у меня есть для тебя! — её руки разрывают плотные стенки бутонов, разворачивают желтеющие на свету лепестки.

Один за другим открывает Наташа подсолнухи, вглядываясь в уже чёрные, словно сожжённые адским огнём семечки. И начинается дождь. Далеко, у стен Чёрной Москвы, Соня, радостно смеётся и протягивает руки к льющейся с неба воде. Над полем битвы яснеет огромная радуга. Из белесой бездны снежных облаков проступает пылающий свет, это выходит притянутое чёртовыми подсолнухами солнце.

Мёртвые чекисты с воем встречают наступление искусственной весны, пытаясь скрыться в провале чёрных стен. Они загораются, ещё не успев упасть, и тающий снег покрывается кучами горящего пепла. Они падают и катаются по земле, пытаясь погасить пламя, жгущее их изнутри. А где-то в талых полях молодая девушка с красивым крестьянским лицом ласково разворачивает лепестки ужасных цветов, наполненная любовью к бесчувственной растительной жизни, и шепчет им слова на непонятном языке, каким говорит солнце.

Сняв с убитого серебряной пулей пионера барабан, Таня бьёт утреннюю зарю. По пылающим грудам тел пионеры с пением входят в Чёрную Москву. Все улицы горят гибнущими воинами смерти, и Соня ужасается их огромному числу. Их горение создаёт такой жар, что талые воды уже струятся под ногами пионеров, собираясь в ручьи. Поперёк пустынного проспекта, усеянного островками огня, косо стоит чёрный старинный автомобиль, объятый спереди пламенем, на заднем сидении которого откинулся головой назад худой офицер в кожаном пальто. Из трещин в круглых стёклах маленьких очков капает кровь. Лицо офицера тёмно-землистого цвета. Соня подходит к машине и, сняв двумя пальцами с убитого очки, с размаху разбивает их об асфальт. Труп в машине медленно покрывается пламенем, потому что очки Берии больше не помогают ему видеть будущее и уклоняться от пристального взгляда смерти.

Солнце нестерпимо блещет в лужах талой воды. Ведомые барабанной дробью, пионеры идут по улицам Чёрной Москвы, мимо нежилых домов, окна которых разбиты, а стены полуобрушены и побурели от времени. Окружающий их огромный город мёртв, никто не живёт в нём, и дома разрушаются сами по себе, подавленные бесцельностью своего существования.

Зоркие глаза Сони видят в конце длинной улицы чёрную полосу, и чуткие ноздри её улавливают полосы ужасного смрада, текущие навстречу отряду маленьких победителей. Она понимает, что там впереди собирается новый враг, ещё страшнее и опаснее предыдущего. Соня криком останавливает своих воинов и идёт одна навстречу ветру, несущему невыносимую вонь.

Подожди меня, говорит голос Наташи в её висках. Теперь моя очередь убивать их. И Соня послушно останавливается посреди улицы, чтобы ждать.

Когда Наташа разгладила лепестки последнего подсолнуха, она легла в чернеющий снег и стала смотреть на голубое небо, зовя улетевших навсегда к югу птиц. Ей хотелось, чтобы вышло второе солнце, такое же яркое как первое, потому что солнцу ведь одиноко одному в безграничном голубом пространстве, у него нет Сони, нет маленькой ясноглазой сестры, которая могла бы любить его. И пусть два солнца сожгут всё живое, думала Наташа, это не важно, пусть кипящий жар обрушится на землю, пусть всё погибнет, потому что природа всего совсем не жизнь.

И тогда возле неё с треском раскололась земля, бывшая замёрзшей рекой, и куски её поплыли тающим полем, и свежий весенний воздух ворвался в освобождённую воду, и из воды вышел речной дьявол, ведущий под уздцы чёрного мёртвого коня, и голова его была насквозь пробита пулей, но рана со временем зажила.

— Ты растопила лёд вечной зимы, красивая девушка, — шипящим голосом сказал речной дьявол. — Ты вернула рыб в мир света, ты освободила меня от проклятия смерти. Возьми моего коня и мою саблю, потому что я чувствую, как ты любишь убивать.

Наташа встала ногами в грязь и взяла ржавую саблю из его зеленоватой руки. Малахитовые глаза речного дьявола светились новой молодостью, клыки оскалились в подобии радостной улыбки.

— Наконец моя сабля снова обагрится кровью, — прошипел он. — Теперь я не должен хранить её на дне реки. Скачи красивая девушка, неси смерть. Скачи и убивай, да не ослабеет рука твоя рубить и сечь. Рубить и сечь.

Наташа вставила сапог в стремя и поднялась на спину лошади, которая злобно захрапела под ней и рванула вперёд. Сабля словно приросла к её ладони, и Наташа ощутила огромную силу смерти, поднимающуюся в груди. Она оглянулась на то место, где стоял речной дьявол, но его уже не было. И тогда она вспомнила, где видела это хитроватое усатое лицо. Лошадь несла её тающими полями, пахнущий вечной весной ветер бил в глаза. Любовь и ненависть слились в одно огромное мучительное чувство, огонь нечеловеческой свободы пылал в крови. Никто не мог остановить её, потому что в руке её был второй страшный талисман — сабля героя гражданской войны красного конника Чапаева.

Когда мёртвые матросы с ужасным рёвом бегут в штыковую, Соня бросает в них огонь. Его удар разрывает два могучих бурых тела на зловонные куски. Соня пятится и бросает огонь снова, но матросов слишком много, и ей не остановить их чёрную волну. Снова начинает бить барабан, и из безоблачного неба бьют голубые молнии, словно вся небесная твердь состоит из плоского электрического конденсатора, копящего смертельную энергию в своей ладони. Соня бежит назад, и матросы врезаются в ряды пионеров, пропарывая штыками детские тела и разбивая прикладами головы. Убивая, матросы зверино ревут, и их сапоги топчут трупы упавших на асфальт пионеров, давя и пачкая их землистой грязью. Их вождь, громадный матрос-партизан Железняк, прорубается к барабанщице и втыкает ей в лицо, как вилы, длинный штык, пробив Тане череп и разодрав ударом горло. Девочка падает на спину, и палочки судорожно ударяют несколько раз в асфальт, прежде чем её руки застывают в неподвижности. Двигаясь дальше, матрос наступает Тане на живот, ломая страшным весом рёбра. Один из пионеров бросается Железняку в спину и вцепляется руками ему в затылок. Лицо матроса схватывает судорога от мощных разрядов тока, бьющих из рук мальчика, но он всё же бьёт прикладом через плечо, и Алексей падает назад с проломленным черепом, разжимая руки. Развернувшись, матрос втыкает ему в живот штык, как лопату, оперевшись на согнутую ногу и поднимает на нём дёргающееся тело Алексея в воздух, чтобы отбросить к краю улицы. И тогда хрипящая лошадь проносится мимо него, и сабля Чапаева со свистом сносит большую голову матроса с косыми глазами на опухшем лице, и гигантское тело как подкошенное валится на дорогу, ударяя в неё фонтаном вонючей крови.