Я надеялся, что военные бронетранспортеры патрулируют столицу постоянно и что наши машины охранения особого внимания не вызовут. Доехали мы благополучно. Я остановил «Победу» в квартале от дома. Кадар в плотном окружении Миши Купченко в гражданской одежде и двух человек личной охраны с распиханными по карманам пистолетами спокойно вошел в подъезд, поднялся в квартиру, взял свою злополучную бритву, и мы возвратились.

Не скажу, чтобы эти поездки мне, мягко говоря, понравились. Словно читая мои далеко не бесстрашные мысли, Кадар очень тепло поблагодарил меня и пояснил:

— Мне без переводчика ехать никак было нельзя — первый же советский патруль арестовал бы всех нас: мы же были с оружием.

Однако эти два эпизода не прошли для меня даром. Видимо, кто-то из смершевского окружения Маякова «стукнул» Хрущеву, и он отчитал меня за мои мальчишеские выходки десятиэтажным матом. В гневе Хрущев «ласковых» слов не подбирал:

— Вам надоело там работать???!!! — кричал он в трубку ВЧ. — Мы вам как серьезному взрослому человеку доверяем! На Венгрию сейчас весь мир смотрит, а вы, сопляк, играете в бирюльки! Имейте в виду, переводчика вместо вас мы в Москве найдем, такого товара у нас навалом! А Кадар — один! Головой за него отвечаете! Сейчас из советских людей вы живете ближе всего к нему, пока Кадар сам не организует собственный аппарат и охрану, как положено первому человеку в государстве! Еще раз такое отколете — выгоню из партаппарата!!!

Кадару я пересказал хрущевский монолог в общих чертах, опуская матерные подробности, тем паче, что найти в венгерском мате идиоматические выражения, адекватные русскому, — невозможно. Да и вообще я онемел, слушая хрущевскую тираду.

Разговор с Хрущевым происходил, как было принято, в присутствии Кадара, и я был обязан, по негласному договору с ним, переводить абсолютно все, что передают по ВЧ, дабы, не дай Бог, меня не заподозрили в каких-то «закулисных» разговорах. Я сообщил ему, что Хрущев знает о наших поездках и приказал мне в дальнейшем о будущих «путешествиях» ставить в известность маршала Конева, и он обеспечит надежную охрану.

— Некоторые выражения вы не можете перевести мне, — усмехнувшись, заметил Кадар, — я знаю, у вас пока нет обещанного мною словаря венгерского арго. Ну, ничего, вот утихнет в Будапеште, и я выполню свое обещание, найду. Вижу, теперь без такого словаря вам действительно трудно переводить серьезные хрущевские разносы за наши с вами грехи.

Мои мысли о «безрассудстве» поездок Кадара были скороспелыми. Вернувшийся из Дорога Кадар попросил связать его по телефону с другими угольными районами. Выяснилось, что везде картина аналогичная. Видимо, из неизвестного нашему командованию подпольного центра мятежников вокруг угольных шахт группировались неразоруженные бандитские отряды, которые препятствовали спуску горняков в шахты[87].

В тот же день Кадар попросил маршала Конева поставить бронетехнику вокруг шахт и нести там круглосуточное дежурство.

А новые правительственные люди из аппарата выехали в эти районы для организации нормальной работы горняков. И спустя некоторое время уголь пошел на-гора. Бронетехника была поставлена также около крупнейших заводов и фабрик, хранилищ с горючим.

«Пижонская» поездка за бритвой, как я ее про себя, недолго думая, окрестил, показала Кадару наглядно, а не только по донесениям, что в Будапеште еще бродят вооруженные группы молодежи и будоражат население города. Меры по пресечению действий вооруженных «городских бродяг» также были приняты комендатурой Будапешта по указанию Кадара. «Внезапность» и «инкогнито» поездок Кадар объяснил мне тем, что среди разношерстной публики Парламента могут находиться засланные люди из штаба восстания. Они могли сообщить маршрут поездки правительственной кавалькады, и нам бы тогда действительно не поздоровилось.

— Приходится вести себя как подпольщику, — улыбнулся он, — и не только при Хорти, но и при Кадаре. Ничего, скоро в стране все успокоится.

Но в Венгрии продолжались тяжелые дни. Канцелярия Яноша Кадара работала с полным напряжением и днем, и поздним вечером, и ночью. Мы это знали, потому что кто-нибудь непременно забегал к нам ночью что-нибудь перекусить. Иногда до ночи шли заседания по главному вопросу: как вытащить страну из беды. Кадар обычно долго засиживался, читая и редактируя документы, чаще всего с одним из ближайших его помощников Дьюлой Каллаи (Kallai Gyula). Ряд организаций, предприятий не признавали правительство Кадара, требовали включения в руководство Имре Надя[88], вывода советских войск из Венгрии, многопартийности, утверждения рабочих советов как хозяев на заводах и фабриках. Многие предприятия еще бастовали, даже орган ЦК ВСРП газета «Непсабадшаг» однажды не вышла из-за забастовки редакции[89]. Янош Кадар вместе с Анталом Апро и Дьёрдьем Марошаном вели трудные переговоры с вновь образованным Центральным рабочим советом Большого Будапешта (Nagy-budapesti Kozponti Munkastanacs).

В конце ноября Кадар теперь уже официально поехал в Татабанья для переговоров с рабочим советом шахтеров этого района. Взял он с собой и меня для перевода переговоров в случае необходимости с представителями советских военных частей, дислоцированных в этом районе. Встреча, как это всегда получалось у Кадара с рабочим людом, дала результаты — шахтеры обещали удвоить добычу угля.

Постепенно, по итогам переговоров в Парламент стали поступать и положительные новости. Центральный рабочий совет Большого Будапешта призвал наконец бастующих прекратить забастовки, в этот же день пришло известие, что выдающийся венгерский боксер Ласло Папп (Рарр Laszlo) в Мельбурне завоевал очередную золотую медаль, да еще какую — олимпийскую! Зная любовь венгров к спорту, я подумал: какой информации они радовались больше?

В здании Парламента тем не менее было жарко. 3–4 декабря здесь состоялся Пленум Временного ЦК ВСРП, который дал оценку трагическим октябрьским событиям. Пленум выявил их причины: преступления и ошибки клики Ракоши-Герё, антипартийная деятельность группы Имре Надя — Гезы Лошонци, контрреволюционные действия хортистско-фашистских и буржуазно-помещичьих элементов, направляющее участие международного империализма. Всего были названы четыре причины.