Кто-то отчаянно заголосил, кто-то из солдат-санитаров рванулся к лежащему телу, а Вилора, только-только выскочившая на крыльцо, замерла, вцепившись в косяк двери. Несмотря на свой студенческий опыт в препарировании трупов, она впервые видела, как буквально мгновение назад живой, знакомый и уже успевший стать дорогим человек переходил в разряд принадлежности анатомички. И это заставило ее оцепенеть.

А в следующее мгновение ей в спину чувствительно ткнулся крепкий кулачок Лиды, буквально вытолкнувший с крыльца.

— Ну чего стоишь? Побежали!

И они бросились по улице. Но не успели пробежать и шести шагов, как сверху вновь послышался вой пикирующего самолета, и обе, не сговариваясь, рухнули за срубом колодца, что возвышался посреди улицы. С той стороны сруба гулко застучало, и верхние бревна венца встопорщились щепками. Вилора зажмурила глаза и, обхватив руками голову, вжалась в бревна.

— А-ай! — взвизгнула Лида.

Вилора с трудом заставила себя открыть глаза и испуганно посмотрела на подругу. Та сидела, скрючившись и вцепившись в ногу. На чулке, под коленкой, чуть выше обреза узких голенищ, которые Лиде точно по ножке ушил какой-то из очередных ее воздыхателей, расплывалось красное кровяное пятно.

Вид крови отчего-то вышиб Вилору из ступора, в котором она пребывала с момента смерти Ольги Порфирьевны. Она вздрогнула и отчаянно огляделась вокруг в поисках санитарной сумки. На той неделе Ольга Порфирьевна издала распоряжение, предписывающее санинструкторам в целях повышения боевой готовности постоянно носить с собой санитарную сумку, но они с Лидой были военфельдшерами, и их это как бы не касалось. Поэтому их сумки хранились в процедурной, все там же, на старых конюшнях. Вилора зло скривилась и, отчаянно оскалившись, рванула зубами рукав белого халата, который держала в руках.

— Ты что, халат?! — прошипела Лида, но Вилора уже согнулась над ее коленом, торопливо накладывая повязку. Она успела сделать два оборота, когда над головой вновь послышался знакомый заунывный вой. Но Вилоре не было времени отвлекаться. Она делала то, чему училась, то, что должна была делать. Поэтому все, что творилось там, снаружи этого дела, не способно было ее отвлечь…

«Ничего, до конца налета сойдет, а там продезинфицируем и наложим правильную повязку. Судя по всему, кость не задета, значит, рана не опасна. Ничего, Лидочка, все у нас еще с тобой будет хоро…» Додумать Вилора не успела. Она как раз трудилась над рукавом, разрывая его обрез на две ленточки, которыми собиралась зафиксировать эту повязку, когда с неба вновь гулко застучало, и в следующее мгновение Лида как-то странно вздрогнула всем телом, судорожно всхлипнула и… мертво сползла по срубу на землю, уставившись в небо остекленевшими глазами. Вилора оцепенела, ошеломленно глядя на подругу, а затем медленно подняла лицо вверх, к небесам, с которых пришла еще одна смерть, и горько, без слов, по-бабьи завыла…

Налет кончился так же внезапно, как и начался. Вот вроде еще мгновение назад метались по небу злобные твари с крестами на крыльях, поливая улицы и дома тяжелыми струями свинцовой смерти, а потом вдруг исчезли, напоминая о себе только затихающим вдалеке гнусным воем моторов. Несколько минут ничего не происходило, как будто люди сразу не поверили, что все это внезапное пиршество смерти кончилось, и на этот раз — пронесло, а затем деревня начала потихоньку оживать.

Вилора очнулась от того, что молоденький парнишка-санитар тихонько тряс ее за плечо.

— Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант. Там это… вас замначлеч требует. Срочно.

— А-а? — Вилора отпустила голову Лиды, которую прижимала к своей груди, и недоуменно посмотрела на санитара. Как, она еще жива?

— Товарищ лейтенант, он очень требует, — вновь настойчиво повторил санитар.

— Иду.

Вилора начала подниматься, но вдруг замерла. А как же Лида? Как же?.. Что же ей…

— Так вы начет товарища лейтенанта не беспокойтесь, — правильно расценив ее нерешительность, заговорил санитар, — мы уже того… собираем всех. Товарища военврача второго ранга вон уже отнесли. Товарищ замначлеч приказал мертвецкую в омшанике на заднем дворе сделать.

В конюшнях Вилора объявилась через три минуты. Еще в дверях, услышав голос Подушного, она почувствовала, что у нее задрожали губы. Ну хоть кто-то живой, а то все умирают и умирают у нее на глазах. И хотя санитар говорил ей о том, что Кирилл Петрович не только жив, но и вовсю распоряжается, до тех пор пока она не услышала его голос своими ушами, эта информация оставалась для нее совершенно абстрактной.

— Кирилл Петрович!

— А, Сокольницкая… бегом сюда, в операционную!

Вилора вбежала внутрь и испуганно остановилась. Кирилл Петрович лежал на столе со снятыми штанами, а рядом хлопотала Сима, операционная сестра.

— Кирилл Петрович, что с вами?

— Видишь, зацепило. Ну ты не стой столбом, не стой. Быстро готовься к операции. Рана-то пустяковая, но пуля застряла очень неудобно. Надобно извлечь. А то сейчас поток раненых пойдет, а у нас хирургов-то — ты да я, да мы с тобой. А я, если пулю не извлечь, хирург никакой.

— Кирилл Петрович, так мне же Ольга Порфирьевна запретила в операционную…

— Кончились те запреты, Вилора, — вздохнул Подушный…

Первый день Вилора запомнила только урывками. Раненые начали поступать, еще когда она возилась с Кириллом Петровичем. Вернее, несколько человек было и раньше, но то были свои, из санбата или артдивизиона, а потом пошли подводы из полков. Еще два или три раза были налеты, но Вилора пряталась в погребе всего однажды. Во время остальных она не могла прервать операцию. Потом налеты прекратились. Похоже, настоящей целью авиации все-таки был артдивизион, и как только артиллеристы покинули деревню, самолеты немцев потеряли к ней интерес.

Когда Вилора очередной раз сделала последний стежок и, разогнувшись, хрипло бросила: «Следующий», — кто-то положил руку ей на плечо. Вилора обернулась. Это был Подушный.

— Все, Сокольницкая, все, девочка моя. Пока конец. Иди-ка ты перекуси, а то еле на ногах держишься. Баба Устинья там славного борщеца наварила. Все уже поели, только для тебя чугунок в печи держит.

Баба Устинья верховодила среди местных кухарок.

— А-а… раненые?..

— Всех, кому требовалась немедленная операция, мы с тобой обиходили. Остальные — завтра.

Выйдя из операционной, Вилора стянула маску, перчатки и рухнула на топчан в процедурной. Все тело ломило, в висках стучало, голова была как в тумане. Она сидела так, пока ее не окликнули:

— Вилора!

Девушка подняла голову. Прямо перед ней стояла Сима с дымящейся миской и ломтем хлеба с салом.

— Вот, поешь.

Вилора кивнула и попыталась благодарно улыбнуться. Вышло не очень. Она потерла виски.

— Голова болит? — спросила Сима.

— Что-то в висках стучит.