либо в Казани. В них отчетливо слышны заимствования не только из русской, но и украинской, еврейской и французской культуры — зачастую музыканты брали «иностранные» мелодии, к которым придумывали слова на татарском. Так русский романс «Хасбулат удалой» превратился в «Икенче сада» («Второй клич») — революционный гимн татарских студентов[93].

Следование за российской и европейской модой отмечали и публицисты того времени, так что вопрос об аутентичности татарских песен возник уже сто с лишним лет назад. Исследователь сценической музыки Сагит Сунчелей в начале XX века в статье «Наша музыка» писал, что профессиональных татарских композиторов нет: на пластинках звучат народные песни либо новые мелодии, «но они не очень национальные и некрасивые». Писатель, публицист и политический деятель Гаяз Исхаки сокрушался в 1914 году: «Вся музыкальная сила теперь заключается в пении русских частушек на татарский лад. Единственная отдушина для нас — это башкирские мелодии. Казанские песни, оставшиеся от ханов, либо навсегда забыты, либо уже исчезают»[94].

Однако были в это время и люди, стремившиеся сохранить аутентичное, непереводное песенное наследие татар, пусть адаптируя его к вкусам современников. Среди них — Габдулла Тукай, самый известный татарский поэт (после Мусы Джалиля), в советское время получивший звание «татарского Пушкина». В 1910-м Тукай выпустил сборник «Халык моңнары» («Народные мелодии») с текстами народных песен и баитом «Сак-Сок»[95]. Возрождение интереса к национальному наследию стало целью и татарской интеллигенции, объединившейся вокруг казанского «Восточного клуба», в котором проходили вечера при участии оркестра народных инструментов, хора учеников медресе и женского хора. В «Восточном клубе», просуществовавшем с 1907 по 1915 год, играли татарские песни без кабацкой подачи и изучали традицию, но не отказывались от европейского влияния: музыканты исполняли композиции по нотам, с разделением инструментов на партии. Из этой среды вышли первые татарские композиторы, в том числе основоположники национальной школы Салих Сайдашев и Мансур Музафаров[96].

Новая профессиональная музыка развивалась одновременно с татарским театром — и оба этих явления испытали влияние русской и европейской культур. Народные песни входили в обиход и популяризировались через исполнение со сцены — таким образом, к примеру, в Казани получила известность оренбургская песня «Кара урман», которая сейчас считается одним из величайших образцов музыки казанских татар[97].

Татарская музыка: советское время

После Октябрьской революции 1917 года уехали из Татарстана или перестали работать многие ключевые фигуры национального искусства[98]. В это же время татарская музыка начала адаптироваться под запросы нового советского общества. Идеология вторглась во все сферы культуры, в том числе в существовавшие в симбиозе национальный театр и музыку. Несмотря на разнообразный и вполне выверенный репертуар Татарского академического театра, постановление Татарского обкома партии от 4 ноября 1933 года предписывало «осуществлять большее руководство работой драматургов». Театр должен был «приглашать в качестве консультанта русского художника-режиссера» и посылать пьесы в Москву на утверждение ЦК ВКП(б).

Государство рабочих и крестьян стало развивать в Татарстане профессиональное музыкальное образование: татарская музыка взяла курс на слияние с европейской и русской традицией. К этому времени в Татарстане появилась плеяда национальных композиторов — почти все из них обучались и работали не только в Казани, но и в Москве.

В 1925 году в Татарском государственном драматическом театре прошла премьера первой татарской оперы «Сания», сочиненной Султаном Габяши и Газизом Альмухаметовым при участии Василия Виноградова. Другой татарский классик Салих Сайдашев соединил народные мелодии с европейской традицией в музыке к спектаклям «Галиябану», «На Кандре», «Голубая шаль» и «Наемщик».

Государственную филармонию Татарской АССР открывало в 1937-м исполнение Первой симфонии Назиба Жиганова, а еще через два года его же опера «Качкын» стала первой постановкой Татарского театра оперы и балета. В 1943 году Жиганов был назначен его художественным руководителем, а после стал инициатором создания в Казани консерватории, которую и возглавлял 40 лет, параллельно занимая должность главы Союза композиторов ТАССР.

Русский по происхождению, Александр Ключарев в родной Казани был главным редактором музыкального вещания Татарского радиокомитета, руководителя ансамбля песни и танца ТАССР и Татарской государственной филармонии. Композитор Ключарев известен обработками народных мелодий, который собирал в этнографических экспедициях.

Первая татарская женщина-композитор Сара Садыкова сначала дебютировала как певица, училась в Московской консерватории, работала в Московском татарском театре, в Казани пела в операх «Сания» и «Эшче», а после сама начала писать песни, используя элементы танго и вальса.

Не отрицая историю татарской музыки, советские композиторы переосмысляли татарский фольклор, адаптируя его к европейской симфонической традиции и не принимая во внимание его мусульманские корни.

Канон татарской эстрадной песни сложился после Второй мировой войны благодаря радио, которое появилось в Казани в 1927 году. Пентатоника, мелизматика и легко узнаваемые попевки в окончаниях фраз были соединены с аккордовым мышлением и европейской структурой композиций. Песни, выдававшиеся за народные, чаще всего исполнялись под аккомпанемент баяна, но также существовали и в оркестровых переложениях. Музыкальное наполнение для эфира обеспечивали в частности Казанская консерватория и филармония имени Габдуллы Тукая. В последней началась всесоюзная карьера эстрадно-джазового оркестра под управлением Олега Лундстрема и многих звезд татарской эстрады. Первые записи биг-бэнда Лундстрема, переехавшего в 1947-м из Харбина в Казань, — это джазовые версии татарских песен, записанных Александром Ключаревым. Причем вокалисты тогда выступали под живой аккомпанемент, а в составе подыгрывающих им ансамблей были не только татарские, но и русские музыканты, следившие за тенденциями советской и зарубежной музыки. Такое смешение культур иногда давало причудливые плоды. Так, ансамбль «Идель», выступавший с обожаемым публикой певцом Ильгамом Шакировым, изловчился вставить в народную песню «Идел буе каеннары» вступление из знаменитой композиции The Doors «Hello, I Love You».

По мнению доцента кафедры татарской музыки и этномузыкологии Казанской консерватории Геннадия Макарова, в советское время национальная традиция была сильно искажена. После 1920-х перестали выходить сборники аутентичных народных песен, а их тексты стали переписываться под социалистические реалии. Композитор Султан Габяши перестал записывать баиты и мунаджаты, поскольку исследование религиозного музыкального творчества стало идеологически сомнительным и попросту опасным. Как и во всем Советском Союзе, в ТАССР начались массовые антирелигиозные процессы: мечети сносили или превращали в школы и коммуналки.

«Национальная музыка формировалась в эпоху, когда уже появились средства массовой информации и началась унификация культуры, — рассказывает Геннадий Макаров. — Что интересно, и Александр Ключарев, и Джаудат Файзи, и Мансур Музафаров выпускали свои сборники, в основном записывая эти песни у исполнителей, которые уже апробировали их со сцены. То есть непосредственно от народа там нет ни одной записи. А этнические песни начал записывать Махмут Нигмедзянов[99], специально ездивший за этим по деревням в 1960-е. И получается, что костяк, основу татарской национальной музыки сегодня составляют песни, которые пелись со сцены. Эти напевы знают татары от Калининграда до Владивостока. А вот этнические песни знают и помнят только глубокие старики»[100].

Аналогичные процессы подмены традиционной культуры ее эрзацем происходили во всем Советском Союзе.